На Лиговке, у Обводного - [6]

— Вот! — сказала Люська. — Это, что ли, ищете?

— Мой! — кинулся Рустам к баулу. — Мой!

— Тихо! — Горбачев поймал его за шиворот. — Сидеть.

— Где ты взяла? — недоверчиво спросил директор.

Люська почувствовала, что ее появление с баулом произвело впечатление. Глаза засверкали, голос зазвенел, и она торопясь, как бы не перебили, затараторила:

— Юрку-то Солдата Горбачев схватил, а машина посреди двора — ни пройти, ни проехать. Дай-ка, думаю, отгоню ее на место, заглянула в кузов — мешок какой-то. Пощупала… Баул! Я за руль — и сюда.

Кто-то удивленно свистнул.

Горбачев ударил кулаком по столу. Дескать, как же это я? Под сиденье посмотрел, а в кузов…

— Ничего себе! — возмутился Труда-и-зарплаты. — Ну и порядочки!

— Так это ты, Люська, под окнами тормозами покрышки рвешь? — засмеялся директор. — Молодец девка! Объявляю благодарность и премию из директорского фонда. — Он опустился в кресло и устало проговорил: — Вот, черт возьми, как получается! — он вытер платком лоб и распорядился: — Металл сдать в золотую кассу, участковому произвести расследование. — Помолчав, добавил: — А теперь можно и закурить. — Он разорвал пачку сигарет и высыпал их на стол. — Всем! Закуривай!

ОБРАТНЫЙ РЕЙС

На Крайнем Севере Федор Иваныч изъездил не одну машину. И каждая как отдельная киносерия из его жизни. Первая, с которой свела его судьба, была старушка. Стояла в загородке, всеми брошенная, никому не нужная, раскуроченная, грязная, несмазанная. До Федора Иваныча ее гоняли несколько человек. Гоняли безжалостно, на износ. Сколько она пробежала, никто не знал.

— Хочешь работать, — сказали ему, — восстанавливай. Хоть новую из нее сделай. Других нет. Ты что думаешь? Прикатил за длинным рублем, а тебе здесь все готовенькое?

Ночь пролежал на спине, руки под голову. Что делать? Даже зубами скрипел. Обратно не уедешь. Договор на три года, подъемные получены и истрачены, на обратный путь ни копейки, да и путь до дому не ближний. А если и вернешься — перед женой стыдно. С ней не один день судили-рядили — ехать ему или нет? Не очень-то она его отпускала.

«Всех денег не заработаешь, — говорила она. — Проживем как-нибудь».

Соблазняла кооперативная квартира. Вернется из армии Андрюша, куда деваться? Опять втроем в одной комнате? Андрей уже не мальчик, они еще не старики. Дом старый, деревянный, не дом, а развалюха. Ждать, когда дадут из новостройки? Когда это будет?

«Что ж, поезжай, — согласилась в конце концов Анна и заплакала. — Три года…»

Вспомнив все это, Федор Иваныч еще раз поскрипел зубами — отступать некуда. Надо браться за «инвалидиху», как он окрестил раскуроченную машину. Взялся за нее и провозился с ней до самых морозов. Кое-как пустил ее на ход. Да и то — неделю работает, три дня стоит. Заработки — кот наплакал, нервы внатяжку, бьешься как рыба об лед, а толку? Но все же к концу срока кое-что на книжке скопилось. «Инвалидиха» разошлась, разбегалась и стала приносить хоть какую-то пользу. Обеспечила вступительный взнос в кооператив.

Вернулся Федор Иваныч с Севера — Андрей уже дома и числился в женихах. Ждали отца, чтоб отгрохать свадебный пир. Узнав об этом, Федор Иваныч удивился.

— Ты сдурел! — сказал он сыну. — У тебя что, горит? Кто она такая?

— Приведу, покажу.

Непривычная роль жениха сбивала Андрея с толку. Да и отца побаивался. Старик кряжистый, и какой он старик? Плечи — во! Руки как у штангиста, глаза строгие. И Андрей терялся, не находя нужных слов, то дерзил, старался держаться независимо, то смущенно краснел и молчал.

— Приводи, посмотрим, — хмуро согласился Федор Иваныч.

У Анны он спросил:

— С тобой-то советовался? У них что? Уже до этого дошло?

— Сам-то ты с отцом-матерью много советовался? — резонно заявила Анна. — Сказала Андрюшке — не торопись, подумай. Вот и все… Что я еще могла? А подглядывать за ними… Это уж ты извини.

Будущая невестка была девка как девка. Коленки голые, глаза чем-то голубым намазаны, волосы длинные, вроде как нечесаные. Но смотрит смело, даже дерзко. Федора Иваныча оглядела с ног до головы — стоящий тесть или нет? К Андрюшке жмется, за ручку держится.

— Да-а-а… — прикидывал Федор Иваныч, — сразу-то и не разберешься, кто у кого на буксире ходить будет? Она у Андрюшки или Андрюшка у нее? Надолго ли это у них? В молодые годы не часто бывает, чтоб сразу и на всю жизнь. Дорвутся друг до друга, наиграются, натешатся, набьют оскому, а потом — «не сошлись характером».

Не нравилась Федору Иванычу эта затея.

Посидели, поговорили, помолчали.

— А жить где думаете? — спросил Федор Иваныч.

— Пока как-нибудь… — неуверенно ответил Андрей. — Мама насчет кооперативной говорила.

— Что-о-о?! — изумился Федор Иваныч.

Это значит, ему с Анной навсегда остаться в старой развалюхе? Без всякой надежды на человеческое жилье? Новые квартиры дают не тем, кому они нужны, а тем, кто нужен. Кровь ударила в голову.

— Вот! — крикнул он и, сложив три пальца, показал фигу: — Видели?

Андрей побелел, смотрел исподлобья. Будущая невестка… Да какая это невестка? Девчонка! Пигалица. Ишь глаза таращит, словно змея-горыныча увидела.

— Вот так! — твердо сказал Федор Иваныч. И посмотрел на Анну. Он еще не разобрался — куда она клонит? Поддержит его или нет? Молодые и в старом домишке неплохо проживут. У них все еще впереди. Пусть сами достигают. Анна молчала, сердито поджав губы. Не сдержав себя, Федор Иваныч перешел на крик: — От горшка два вершка — и сразу на все готовенькое? Вот вам! — и еще раз показал фигу.