На Лиговке, у Обводного - [15]

— Да на свое ли я место села? — спохватилась она, взглянув на соседа. — У вас-то номер какой? У меня шашнадцатый.

— Все правильно, — добродушно успокоил ее сосед, человек пенсионного возраста, но еще бодрый, подвижный, с хорошим цветом лица, в белом крахмальном воротничке с красивым галстуком: не то сельский учитель в прошлом, не то инженер областного масштаба.

— Корзиночки-то мои не мешают? — беспокоилась старушка. — Кабы не внуки в городе, рази бы я возилась с этими корзинками? Да ни в жисть!.. А что сделаешь? Рази в городе есть настоящее масло? Или тот же творог? А сметана? Молоко и то из какого-то порошка делают.

На задних сиденьях расположилась компания девушек, что-то вроде десятиклассниц, только что окончивших школу. Выскочив из-под руки классной руководительницы, они наслаждались самостоятельностью и были счастливы, похожие друг на друга как горошины: туго обтянутые майкой с цветной картинкой «А ну, погоди!», волосы длинными прядками, джинсы.

— Смотрите, смотрите, девчонки… — перешептывались они. — Борода-то какая. Натуральный Бернард Шоу.

Чуть впереди сидел высокий, профессорского вида мужчина с длинной седой бородой. Рядом на крючке висела замысловатая куртка и футляр с кинокамерой.

— Товарищ шофер! — крикнула одна из девушек. — Вы в Веснухе остановитесь?

Музыка в автобусном динамике умолкла, раздался голос шофера:

— А как же! Традиция.

— Извините, — повернулся к девушкам профессор, мелькнув белой бородой. — Что такое Веснуха?

— Веснуха? — замялись девушки, поглядывая друг на друга. — Там памятник красивый. — И, как бы извиняясь за скудость информации, пояснили: — Мы там еще не были, не видели.

— Деревня такая была, — охотно вступил в разговор человек в крахмальном воротничке. — Немцы ее уничтожили.

— Веснуха? — включился в разговор через динамик шофер. — Отсюда пятнадцать километров. Спалили ее.

— «Спалили»! — иронически передразнила шофера женщина в ярко-красной косынке. — Спалили! — повторила она. — Как просто!.. — Так четко, властно, уверенно говорят опытные сельские учительницы. — Нет еще этому названия, — продолжала учительница. — Еще не придумали на человеческом языке такого слова. Насилие, кошмар, ужас, трагедия, зверство — все это не то. Не те слова.

— Извините, — обратился профессор к человеку в крахмальном воротничке. — Что же произошло с Веснухой? Я впервые слышу. Не бывал в этих местах. Разрешите представиться… — Он назвал свою фамилию.

— Быстров, — назвался человек в крахмальном воротничке и начал рассказывать, но вскочил какой-то малый в измятой капроновой шляпе голубого цвета и перебил его:

— Могу рассказать. Если интересуетесь.

Сидевшая рядом с ним молодая краснощекая женщина, видимо жена, схватила его за рукав и толчком посадила на место:

— Сиди, не лезь, пока не спрашивают.

— Интересное название, — проговорил профессор и, как бы смакуя слово, произнес: — Веснуха… Веснуха!

— Да, — согласился Быстров. — Слово красивое. Так вот, была такая деревня. Дворов с полсотни, если не больше. Вся в яблоневых садах, славилась льном, хорошим стадом, большими надоями. Медаль имела с Сельскохозяйственной выставки.

— Сейчас я все расскажу! — снова поднялась голубая шляпа. — Да подожди ты… Верочка… Дай сказать. — Малый пытался отпихнуть жену, но та, надвинув ему на глаза шляпу, снова усадила его на место.

— Уймись, Серега… — шипела она на мужа. — Кому говорю?

— Все про деревню да про деревню, — заговорила учительница, ни к кому не обращаясь. — Ну, спалили изверги деревню. Ну и что? Заново, что ли, не отстроить? Вон теперь какие хоромы ставят. Каменные. Не деревню жалко… — Учительница повысила голос — Людей жалко! Живьем сожгли.

— Это точно! — подтвердил динамик. — Да кого! Старых да малых.

Пассажиры зашумели. Всех точно чем-то всколыхнуло. Кричал Серега, отпихиваясь от жены, говорила учительница, что-то выкрикивал динамик, еще кто-то и еще кто-то.

Профессор вертел головой, прислушивался к словам и выкрикам, стараясь уловить в общем шуме какой-то смысл. Длинная белая борода мелькала из стороны в сторону.

— Как дело-то было… — кричал Серега, придерживая на голове шляпу и увертываясь от жены. — Мужики, естественно, в партизанах, а в деревне кто? Естественно, старики да старухи с ребятишками.

Легче всех было шоферу. Динамик помогал ему перекричать всех.

— Мальчугашка лет четырнадцати. Сенькой звали, — рассказывал он. — В партизаны просился.

— Не Сенька, а Женька! — надрывался Серега, внося поправку. — Это же всем известно. «Комсомольская правда» писала.

— Так что он придумал, этот Сенька? — Не сдавался шофер. — Вы только послушайте! Мину противотанковую… Я это точно знаю. Я экскурсию возил, экскурсовод рассказывал. И под мостик мину-то. На въезде в деревню ручеек бежал.

— Правильно! — согласился Серега. — И лёсочку от удочки…

Динамик умолк. Показались встречные машины, дорога пошла под уклон да еще с поворотом, и шофер из беседы выключился.

Серега оживился.

— Значит, так! И не Сенька, а Женька. Привязал леску — и в кусты. Сидит, ждет. Тут грузовик с фашистами. Женька как рванет! Естественно, все к чертовой матери в табакерку…

Неожиданно заговорила старушка с корзинками. Заговорила тихо, едва слышно, как бы про себя, но все почему-то притихли и стали слушать. Даже Серега замолчал.