На белом свете. Уран - [34]

…После разговора с Кутнем Макар Подогретый приехал в райком просто так, чтобы напомнить о себе Петру Иосиповичу Бунчуку.

— А-а, сосенский президент! — весело встретил Макара Бунчук. И Подогретому стало очень приятно, что именно так назвал его секретарь. — Что скажешь?

— Навестить вас пришел, давно не видел, Петр Иосипович, — ответил Макар. — Может, указания какие будут, а то Коляда болеет, а я, значит, на двух креслах…

— А где сейчас Коляда?

— В областной больнице… Нервы у него…

— Выздоровеет. Коляда — это голова, — похвалил Бунчук.

— Да, это голова, — согласился Подогретый.

— А если не сможет работать, то другого найдем. Не святые горшки лепят. Разве ты не потянешь?

— Я? Тяжеловато будет, — перебирал кисточки зеленой скатерти Подогретый.

— Ты пять таких Сосенок потянешь, — заверил Бунчук. — Я тебя знаю, и Василь Васильевич Кутень мне о тебе рассказывал.

— Не хвалите, Петр Иосипович, а то мне неудобно.

Из кабинета Макар Подогретый вышел с таким достоинством, что секретарша в приемной Бунчука даже встала.

Дома Макар Олексиевич со всеми подробностями раз десять рассказал жене о своем разговоре с Бунчуком:

— Он мне говорит: ты таких пять Сосенок потянешь, не один год знаю… А я ему говорю: не хвалите, Петр Иосипович. А он мне…

С каждым разом подробностей становилось все больше, а когда Макар начал рассказывать Олене в десятый раз, то выходило так, что Бунчук проговорил с ним не меньше трех часов и на прощанье сказал, что Макар вполне и с районом справился бы…

А Коляда в эти дни лежал в областной больнице, где ему делали полное обследование. Через неделю его пригласил главный врач и сказал:

— Так вот что, Семен Федорович. Вы абсолютно здоровый человек. С нервами у вас, правда, плоховато, но попринимайте лекарство, которое мы вам выпишем, и проживете сто лет. Езжайте домой и работайте.

На радостях Семен Федорович купил себе новый костюм и тут же в магазине надел его, зашел в парикмахерскую и вышел оттуда сияющий, будто новая копейка. Он почувствовал, как налились силой его мускулы, и, чтобы убедиться в этом, попробовал пальцами согнуть в кармане пятак. Пятак не гнулся. Тогда Коляда, дожидаясь на остановке трамвая, взялся руками за фонарный столб и пошатал его.

— Гражданин, — подошел милиционер, — этот столб должен стоять, не расшатывайте.

На вокзале и в вагоне Семен Федорович прохаживался с поднятыми плечами, чуть оттопыривая локти от туловища — так ходили в цирке борцы. Чемодан со станции он нес, взявшись за ручку одним пальцем, палец посинел, но Семен Федорович не сдавался.

Фросинья прямо-таки не узнала своего мужа, когда Семен Федорович, подстриженный, побритый, в новом модном костюме, появился дома. Впервые в жизни он привез Фросинье подарок — нейлоновую кофточку, которую при всем желании надеть она не могла — не подходил размер. За ужином Семен Федорович даже разговаривал с ней, и тогда Фросинья раскрыла перед ним все карты Макара Подогретого:

— Хочет стать на твое место. Уже был в районе у секретаря, и тот сказал, что объединит пять таких колхозов, как сосенский, и назначит головой Макара.

— Что, опять будут укрупнять? — насторожился Коляда.

— Не знаю, что будут делать, но секретарь просидел с Макаром целый божий день и никого к себе не впускал… Сказал, что, может, возьмет его в район… Но позже…

— Да ну?

— Михей говорил, а он все знает…

— Вот это Макар! Но и мы не лыком шиты!

— Ты его проучи… Пусть не наступает нам на ноги, а то и мы брыкаться умеем. Не дорос еще Подогретый до головы…

12

На дворе еще ночь, но Данила Выгон уже по звездам видел, что скоро будет светать. Как только вон та звездочка начнет гаснуть, то считайте, что и утро началось. Ох и длинные же эти зимние ночи! Данила Степанович в кожухе прохаживался с берданкой возле кладовых. Оттуда ему видно все село. Знает Данила, в какой хате раньше всех засветится. Вот тот огонек у Нечипора Снопа: Мария не проспит. А это уже Мирон Мазур проснулся, в кузню собирается. Засветится у Коляды. А это ж у кого горит? А-а, это у Подогретого.

Над хатами стали появляться столбики дыма. Наверное, шесть часов. Данила Выгон посмотрел на небо, затем на освещенные окна села, взял железный шкворень и шесть раз ударил о рельс. В обязанности Выгона входило выбивать двенадцать часов ночи и шесть утра. И если верить людям, то дед ошибается не больше как на пять минут ночью и на десять — утром.

Выгон уже знает, кого он увидит первым, с кем покурит. Сейчас будут спешить на фермы доярки, конюхи, потом к кузне будет идти Мирон Мазур — вот с ним и поговорит Данила Степанович…

Утреннюю тишину пронзил свиной визг — это уже Михей где-то орудовал, будет у кого-то свеженина. А-а, у Макара Подогретого, он режет кабана. Вот и огонек на его огороде вспыхнул… Если нет у Макара снопов, то Михей паяльной лампой свинью опалит. Но тогда уже у сала не тот вкус… «Славный человек Михей, — размышлял Данила. — Только невезучий. Все у него не как у людей. То собирал года два деньги на корову, купил, а она тут же подохла, то решил выкопать погреб под хатой. Копал, копал, пока хата не перекосилась…»

А однажды поехал Михей на базар в город. Купил того-сего и домой собрался. Когда посмотрел — сидит возле рундуков хлопец в матросском бушлате, покуривает и поплевывает сквозь зубы, а рядом с ним не очень большой железный бачок, покрытый красной краской и с ручками по бокам.