На белом свете. Уран - [32]

И Платон выскочил на улицу…

11

Президентом Макара Подогретого окрестил бухгалтер Леонтий Гнатович Горобец. Тот сначала оскорбился, но, разобравшись в смысле этого слова, смирился и даже гордился таким непривычным титулом. Целыми днями Макар Олексиевич сидел в своем кабинете возле телефона. Ни минуты меньше, ни минуты больше. Но бюрократом не был: надо — заходи с девяти до пяти и говори. В сельсовете был идеальный порядок. Макар Олексиевич не садился за стол, если, например, телефон или чернильница стояли не на том месте. Тогда он вызывал секретаря сельсовета Дыньку и указывал на непорядок. Только после этого Подогретый занимал свое место. Он сидел в тяжелом дубовом кресле, и никакая сила не могла его оттуда поднять до обеденного перерыва, кроме, конечно, начальства, которое он всегда уважал и которого в душе очень боялся. Все, кто приезжал из района (до страхового агента включительно), были для Макара Подогретого начальством.

Макар Подогретый прошел через все тернии, что встречались на житейских дорогах, но даже не поцарапался ни разу, не укололся. Сосенский сельсовет считали одним из лучших в районе. Все, что требовалось от него на разных этапах, выполнялось в срок. В те времена, когда еще подписывались на займы, Макар Подогретый всегда рапортовал первым. Он не ходил по хатам и не клянчил копейки: Подогретый делал это организованно. Ежегодно осенью, когда колхозники получали деньги за сданную на завод сахарную свеклу. Подогретый приходил в правление артели и после краткого вступления о международном и внутреннем положении говорил:

— Перечислите суммы на счет сельсовета. Зачем потом беспокоить людей?

Суммы перечисляли, Дынька составлял списки желающих подписаться на заем, и, когда в мае празднично-торжественный голос диктора еще только сообщал о выпуске очередного займа, Макар Олексиевич уже докладывал в райисполком, что план подписки с энтузиазмом выполнен. После этого его премировывали, а сельсовет заносили на Доску почета. Вся документация у Подогретого была в образцовом состоянии. Если б на каком-либо протоколе появилась клякса, то секретарь Дынька мог считать, что его карьера кончена. Бумаги были аккуратно подшиты и хранились в сейфе как огромная государственная ценность.

Макар Подогретый был среднего роста, краснощекий и белобрысый, говорил тихо, но многозначительно. Со своей женой Оленой жил в полном согласии, всегда рассказывал ей о своих сельсоветских делах, и она безошибочно решала, как в каждом случае надо «президенту» действовать.

Макар Подогретый был человеком порядочным. Взяток не брал, водку пил дома и мало, к чужим молодицам не забегал. Вечерами всегда сидел с Оленой, рассматривая плакаты. Плакаты — самое большое увлечение Макара Олексиевича. Ими были обвешаны все стены, висели они в сенях и еще кипами лежали на лавке. Как только кто открывал сенные двери, его тут же нарисованные люди о чем-то спрашивали, что-то советовали, к чему-то призывали:

«А ты подписался на заем?!» — хотя займы уже давно отменены.

«Храните деньги в сберегательной кассе!»

«Не играйте с огнем!»

«Уничтожайте колорадского жука!»

Подогретый построил себе хату просторную и высокую, под шифером, с верандой. На дне скрыни лежала папка, в которой хранились вся документация и счета. Счета были на лес, на стекло, на доски, на гвозди и щеколды, на кирпич, на железные крючки, на известь и цемент, на песок и на камень. Все куплено на свои трудовые деньги, и никто не подкопается. Последний документ с печатью подтверждал, что «хата построена для личного пользования тов. Подогретым М. О. Стоимость хаты 1326,73 руб. (одна тысяча триста двадцать шесть руб. 73 коп, в новых масштабах цен)».

У Подогретого одна дочка — Светлана. Она закончила Косопольскую среднюю школу и работает пионервожатой. Злые языки говорят, что она мечтает о замужестве.

Одним словом, можно было бы жить Макару Подогретому в чести и спокойствии, но…

На каждом шагу человека подстерегает это проклятое «но». Подстерегло оно и Макара. «Но» предстало перед Макаром Олексиевичем в лице его жены. «Оно» вначале шепнуло ему на ухо, а потом завыло на всю хату, подытоживая многолетние наблюдения.

— Да с тобой же не считаются в районе! Да какое бы начальство ни приезжало, все идут к Коляде. С ним советуются, его хвалят, а ты только со страховыми агентами по селу ходишь. А разве ты тому Коляде затычка? Ты света божьего не видишь, а он на машине разъезжает! Кто сеет, а кто жнет…

— Олена, что ты от меня хочешь? Он свое дело делает, а я свое…

— Тебя скоро куры заклюют…

И так ежедневно. А ведь капля камень точит. Через несколько месяцев Макар Подогретый уже чувствовал себя самым несчастным человеком в стране. Его не ценили, его не признавали. Но он сумеет постоять за себя. Разве он не может быть председателем колхоза? Может и должен быть, так как у него душа болит за колхоз (о колхозе думает Макар Подогретый, а не о себе).

И так разболелась у Макара Подогретого душа об общественных делах и о судьбах колхозников, что он не мог найти себе места и почти возненавидел Коляду. Пусть никто не думает, что он не здоровается с ним или говорит о нем что-нибудь плохое. Нет, наоборот, Макар Олексиевич проявил большое внимание «на крайне неудовлетворительное состояние здоровья тов. Коляды, который не бережет себя и тает как свеча, а поэтому тов. Коляда не может уделять хозяйству такого внимания, какое уделял раньше…».