На белом свете. Уран - [30]

Посылаю тебе свою фотографию. Физиономия статистки из плохонького театра.

Выполняя волю матери, местные эскулапы уже занялись моим сердцем, будто оно не мое, а принадлежит медицине. Пока они выслушивают и консультируют, сердце делает что хочет: то бьется, то нет… Ты правильно сделал, что решил уехать в село. Надо думать не только о себе. Я знаю, что тебе будет тяжело, но купить билет на счастье нельзя. Он очень дорого стоит… Иногда за него расплачиваются жизнью. Но я — купила б.

Привет от нашего гарнизона!

Наталка».

Вечером Платон возвратился из Косополья. Позади трудный день: еле уговорил директора техникума принять Галю на второй курс, потом ходил с ней по райцентру в поисках квартиры, пока не сняли уголок у одной разговорчивой бабки.

И хотя ноги гудели от усталости, дома Платону не сиделось. Он наказал Ваську, чтобы учил уроки, а сам пошел к Снопам. Уже с подворья услышал громкий разговор в хате — значит, у Снопов гости. Так и оказалось: за столом сидели Нечипор Иванович, Михей Кожухарь, Мирон Мазур и Данила Выгон и играли в подкидного дурака.

— О, Платон! А я думаю, где это ты запропастился? — радостно встретил нового гостя Нечипор Иванович.

— Может, повечеряешь? — Мария властно смахнула со стола карты.

— Спасибо, мы уже с Васьком поели.

— А то, что Галю учиться послал, — поднял прокуренный палец Кожухарь, — доброе дело сделал.

— А как же твоя наука? — спросил Данила Выгон.

— Перевели, дед, на заочный.

— Как ты эту науку заочно пройдешь? — Дед пожал плечами.

— По книжкам, — пояснил Мазур. — Начитаешься, а потом идешь и рассказываешь, что вычитал. Учитель наш уже лет семь вот так заочно сдает и никак не сдаст…

— Оно скажу вам: агрономию всякую да землю изучать лучше не в городе, а в селе, — глубокомысленно заметил Данила Выгон, — потому что в городе вся земля в камне и человек не видит ее и не слышит… А землю слышать надо…

— Есть такие, что и работают на земле, а не слышат и не видят ее, — безнадежно махнул рукой Мирон.

— Потому что не лежит к ней сердце. — Михей подсел ближе к печи, чтобы вытягивало дым. — Вот скажите мне, Данила Степанович, почему это наш колхоз стоит на такой низкой графе? Будто все делаем, и Коляда ночей не спит, а графа ни к чертовой, извините, матери…

— И скажу твоими же словами, Михей, скажу. Сердца не чувствует земля наша сосенская. Разлюбили ее люди. О! Такое мое понятие.

— А почему разлюбили? — то ли недоумевал, то ли хитрил Михей. — Когда-то кольями друг другу головы за вершок земли разбивали, а сейчас разлюбили. Почему?

— Сам понимай… Человек, когда работает, интерес свой видит… Сколько заработает, что будет иметь… Молодые из села в город подались… А что их здесь держит? Клуб такой, что скоро обвалится, ни тебе электричества, ни тебе никакого удовольствия…

— Не все сразу, Данила Степанович, — тяжело вздохнул Нечипор Иванович, — когда-нибудь и мы разбогатеем.

— Ты мне скажи когда, срок мне назови, — не успокаивался Выгон. — Вы с Мироном партийные, вот и скажите… Ага, молчите? А вы, если сами не знаете, Коляду бы спросили: куда он нас ведет?

— Что твой Коляда знает! — Михей даже сплюнул от досады. — Ходит да кричит как недорезанный. Ох и не люблю, когда на меня кричат…

— Через жинку свою свет белый возненавидел, — пояснила Мария Платону.

— Вот я и говорю, — Михей поднялся, — что без любви ни человек жить не может, ни земля. Мне пора, люди добрые.

— Да и мы пошли, чтоб дверь лишний раз не скрипела. — Мирон тоже поднялся.

А Платон, погрузившись в какие-то свои мысли, окаменело сидел на лавке.

— Вот такие наши дела, — вздохнул Нечипор Иванович, закрывая дверь за гостями. — Невеселые. Так что, Платон, приходи завтра в правление, поговоришь с Колядой и давай работать…

— А где Юхим?

— Где? У Стеши, — ворчливо ответила Мария. — Очумел хлопец и дня без нее прожить не может, а она ж, вертихвостка, и не смотрит на него. Такая же будет, как ее мамонька, — не успокаивалась Мария. — Достанется кому-то счастьечко!..

По дороге домой Платон завернул в клуб. Темно, ни души. Светилось только в конторе. Зашел. В своем кабинете спал на клеенчатом диване Коляда. Платон хотел уже уходить, но Коляда проснулся:

— Кто там?

— Это я, Гайворон.

Коляда протер заспанные глаза.

— Так заходи, Платон, или залетай, если ты Гайворон… Садись. А я приболел, огнем что-то печет внутри.

— Домой бы шли, Семен Федорович.

— А-а, — отмахнулся Коляда. — Слышал я от Михея, что ты приехал. На какую работу встанешь? Только знай — руководящей нет… Разве что с нового года райисполком даст ставку библиотекаря и завклубом. Тогда возьму.

— У нас же нет клуба, а библиотека в школе.

— Ну так что? Лишь бы шли тебе деньги… Ты же как-никак студент… С какого курса ушел?

— С четвертого.

— Если б раньше приехал — взял бы тебя агрономом. А сейчас не могу — директор маслозавода сынка своего прислал… Лентяй и в агротехнике так разбирается, как я в атомах.

— Зачем же взяли такого?

— Из района прислали… Да и с отцом его не хочется ссориться: такую жирность молоку определит, что до конца века план не выполню… Так будешь завклубом?

— Нет, я к Нечипору Ивановичу в бригаду, если не возражаете.