Мяч, оставшийся в небе - [128]

Надо оспаривать, ринувшись в ад,

Дабы, вернувшись дорогой окольной,

Кровью купить этот воздух привольный,

Тень на тропинке,

Полёт паутинки

И рощи не сумрачный взгляд…

Вижу я даль с городами громадными,

Дымные горы с тоннелями жадными,

Грозного моря железный накат,

Но не схожу с великаньего тракта

В поисках трёх лилипутиков! Как то:

        Тень на тропинке,

        Полёт паутинки

        И рощи приветливый взгляд…

Так из-за нужного массу ненужного

Робкий старик накупил. И натужливо,

В тачке, увозит томов пятьдесят —

Ради заморыша-спецприложения!

Где вы?

За вас принимаю сражение,

        Тень на тропинке,

        Полёт паутинки

        И рощи таинственный взгляд!

…Что же лежу я под соснами старыми?

Что не встаю обменяться ударами?

Пластырем липнет ко лбу листопад.

Латы росой покрываются мятые.

Жизни вы стоили мне, растреклятые! —

        Тень на тропинке,

        Полёт паутинки

        И роща, где вязы шумят.

1970-е

Луна

Та область,

Куда космонавты, вдвоём

(Не то из Подвала, не то с Потолка!),

Шагнули, — взволнован Луны водоём

Ракетой-бадьёй на верёвке рывка,

        Вторженьем землян, лунохода клешнёй…

        Не странно ли? — детям, рождённым сейчас,

        Под новой, дающейся в руки, Луной,

        Уж той не видать, что сияла для нас!

…Сбылось!

Поколений великий накат

На две половины Луна рассекла;

Одна — воздымала к ней пламенный взгляд,

Другая — сама к ней дорогу нашла.

        Но лунное счастье — на чьей стороне?

        Не знаю… Ведь нынешним детям Земли

        Приходится жить при доступной Луне.

        А мы — недоступную видеть могли.

1973

Закат

Закат прекрасен, как душа Лауры,

Как мысль травы, сияюще-зелёной,

Как мысль травы, поднявшаяся выше

Древесных куп над далью ослеплённой.

         Темны деревья. Но поля покато

         Облиты блеском… Я догадки строю:

         К чему столь расточительная трата?

         Не связано ли всё, чем жизнь богата

         И не напрасна, — с пламенем заката

         Надёжнее, чем с утренней зарёю?

Блеск и огонь на бузине укромной.

Блеск и огонь на пыльно-золочёных

Волнисто-старых стёклах кухни тесной,

Раздвинувшейся вдаль, как зал учёных,

         И в гроздьях вулканических рябины, —

         Как стекловидный пурпур изверженья,

         Внезапных, проницаемых прозрачно

         И раскалённо-жидких на мгновенье.

Да, как трава, зелёный! Травянисто —

Зелёный! — травянисто-лучезарный

Жар, свежий пламень! С тенью золотою,

Союзной свету; жаркой тенью тою,

В какой не скроешь умысел коварный!

         Да! Итальянский свет! Пушисто-красный,

         Оливковый… В слепящих срезах глины,

         На голубятне, в рощах… В ренессансных

         И кардинальских пурпурах рябины,

Уже непроницаемых, однако,

Уж не кипящих на пределе жженья.

Но даже весть о допущенье мрака

Теперь не омрачит воображенья.

         Черны деревья,

         Что вдали горели

         Кольчугой медной и драконьей раной

         И реяли, как плащ героя рдяный:

         Там ночь и осень. Свёртываясь, гаснет

         Драконьей кровью клёнов жар багряный.

Но так неукоснительно, так властно

Движенье поступательное света,

Что в ночь уже не веришь.

         Сердцу ясно:

Не может тьмою кончиться всё это.

1970-е

Синее море

Ивану Киуру

Синее море, белая пена,

Бурных волн бесконечная смена…

Знаю — за той чертой,

За поволокою,

За волоокою далью далёкою, —

Знаю — за той чертой

Вечно чудесные,

Мне неизвестные

Страны лежат.

В зарослях тёмных райские птицы

Так горят — как лучи сквозь ресницы!

Там по прибрежию дружною парою

Ходят рядком какаду с кукабаррою.

А за утёсами

Там носом к носу мы

Можем столкнуться,

Можем столкнуться

Порой с утконосами —

В дюнах, под солнца

Лучами раскосыми.

А за лианами переплетёнными

Там водопады стоят веретёнами…

Ветер травой шумит,

Равнина тянется…

Там кенгуру,

Там кенгуру пробежит —

И вдруг оглянется!..

Синее море, белая пена,

Бурных волн бесконечная смена…

1970

Река

Когда одна я, совсем одна,

И вечер свеж после жарких дней,

И так высоко стоит луна,

Что земля темна и при ней,

И холодный ветер пахнет травой,

И веки смыкаются в полусне, —

Тогда является мне на стене

Река

       и чёлн теневой.

А в том челне старина Гек Финн

Стоит вполуоборот:

И садится он, и ложится в челнок,

И плывёт, закурив, плывёт…

В лучах пароходов и городов,

Один-одинёшенек-одинок,

Становится точкой его челнок,

       Но не так, чтоб исчезнуть совсем,

       Но не так, чтоб исчезнуть совсем…

И все ему на реке слышны

Остроты встречных плотовщиков.

Спросите, а чем они так смешны?

И смысл у них каков?

А просто смех на реке живёт,

А просто весело ночью плыть

Вдоль глухих берегов

По реке рабов…

Но в свободный штат,

Может быть!

Вдоль глухих берегов

По реке рабов…

Но в свободный штат,

Может быть!..

1973

Поэты

Когда потеряют значенье

                    слова и предметы,

На Землю, для их обновленья,

                    приходят поэты.

Под звёздами с ними не страшно:

                    их ждёшь, как покоя!

Осмотрятся, спросят (так важно!):

                    «Ну что здесь такое?

Опять непорядок на свете без нас!»

       (Кругом суета:

       Мышь ловит кота,

       К мосту рукава

       Пришиты,

       От всякой букашки

       Ищет защиты

       Бедный великан!

       Зелёный да алый

       На листьях дымок, —