Мяч, оставшийся в небе - [129]

       Их бархат усталый

       В жаре изнемог…)

Вступая с такими словами

                    на землю Планеты,

За дело, тряхнув головами,

                    берутся поэты:

Волшебной росой вдохновенья

                    кропят мир несчастный

И сердцам возвращают волненье,

                    а лбам — разум ясный.

А сколько работы ещё впереди!

       Живыми сгорать,

       От ран умирать,

       Эпохи таскать

       На спинах,

       Дрожа, заклинать

       Моря в котловинах,

       Небо подпирать…

       (Лучами блистает

       Роса на листе,

       Спеша, прорастает

       Зерно в борозде.)

Привет сочинителям славным,

                    чьи судьбы предивны!

Но колбасникам, тайным и явным,

                    поэты противны —

Что в чужие встревают печали,

                    вопросы решают…

Ах, вопросы нам жить не мешали,

                    ответы — мешают!

И скажут ребятам такие слова:

       «Вы славу стяжали,

       Вы небосвод

       На слабых плечах

       Держали,

       Вы горы свернули,

       В русло вернули

       Волны грозных вод…»

       Потом засмеются

       И скажут потом:

       «Так вымойте блюдца

       За нашим скотом!»

Когда потеряют значенье

                    слова и предметы,

На Землю, для их обновленья,

                    приходят поэты.

Их тоска над разгадкою скверных,

                    проклятых вопросов —

Это каторжный труд суеверных

                    старинных матросов,

Спасающих старую шхуну Земли.

1968

Старинный бродяга

В мороз и зной

                     в юдоли земной

Вижу я ночью свет без огня.

Свой дом и очаг

                     у каждого есть,

Но нет его у меня.

Свой дом и очаг

                     у каждого есть,

Но нет его у меня.

У птицы есть,

                     у ящериц есть,

Есть у крота, у всех, кто живёт,

И только меня

                     на празднество дня

Никто не ждёт, не зовёт.

Проскачет всадник,

                     следом — другой,

Но я ничего у них не прошу,

Я только спою:

                     «Дорога — мой дом» —

И дальше в путь ухожу…

Люблю я утра

                     первый восход,

Люблю я погоду, если тиха,

Гнездо жаворонка

                     в жёлтых полях,

Костёр, костёр пастуха.

Люблю я даль

                     с гуртами овец

И над очагами тающий дым,

Боярышника

                     багряный венец

И месяц ранний над ним.

В мороз и зной

                     в юдоли земной

Вижу я ночью свет без огня…

Свой дом и очаг

                     иметь может всяк,

Но нет его у меня.

1976

Пёстрый ларчик

Вечный закон

Кто умён — не хитёр. Кто хитёр — не умён.

От начала времён до скончанья времён

Неизменным останется вечный закон:

Кто умён — не хитёр. Кто хитёр — не умён.

* * *

Скупой берёт за всё: за чувство раздраженья,

С каким он грабит вас (в порядке одолженья),

За кукиш, каковой он сам же вам подносит…

Ведь кукиш тратится в процессе подношенья!

Плагиатор

И плагиатор ценит тон любезности.

Зови ж его не хищником словесности,

А… сборщиком фольклора безымянного

В среде поэтов мировой известности.

* * *

Мудрец вопросы миру задаёт.

Дурак ответы скорбные даёт.

(К тебе, глупец, как раз не обращались;

Ведь ты и есть причина всех невзгод!)

* * *

С холодностью снегов мы чистоту связуем,

Но «жизненным теплом» блудливость именуем.

Скажи: нельзя ли быть и чистым и живым?

Трагический исход — неужто неминуем?

* * *

Сто тысяч лет подряд погонщик бил осла.

Сто тысяч лет подряд из раны кровь текла.

Но кто дерзнёт сказать, что в мире не хватало

При этом «трепетности, ласки и тепла»?

* * *

Шалуны Языка, ослепительные пустомели!

А видать, не напрасно вы так в Языке нашумели:

Это бунт обычайности, скрипку ломающей с треском,

Чтоб никто не узнал, что играть вы на ней не умели.

* * *

«Что есть Истина?» — голос раздался в ночных небесах,

Обратись к Языку (что всегда как солдат на часах).

А Язык — промолчал. Потому что «решительной ломке»

Подвергался как раз… И стоял в это время в «лесах».

* * *

Есть, есть разрыв — ручаюсь головой! —

Меж сущностью и формой стиховой:

От формы — пляшешь, носишься, летаешь…

От сути — ковыляешь, чуть живой…

* * *

— Чего тебе, тоскливое созданье?

— Мне дайте форму. Но — без содержанья.

Я формалистка. Ибо только форма

Ещё не причиняла мне страданья.

А меня осенило!

За что седой Восток так долго и упрямо

Хайяма избегал? А тут была программа:

«Коран или Хайям», — сказали мусульмане

И так естественно избрали… не Хайяма!

* * *

Какие ни имей жестянщик недостатки,

Не отразиться им на мировом порядке.

Философ и халиф! На мягком воске мира

Лишь ваших слабостей застынут отпечатки.

* * *

Поэт не о себе скорбит. Как ни тяжка

Зависимость певца от черствого куска,

Стократ ему больней, что от куска зависят

Умы, характеры, народы и века.

* * *

В дыму интриг, убийств и зуботычин

Лишь Летописец сдержан и приличен.

Держись, не падай! Ибо в целом мире

Один за всех ты должен быть логичен.

* * *

Когда заносчивость припишут вам лукаво,

Но и на равенство у вас отнимут право

И каждой курице дозволят клюнуть вас,—

Ловите этот час и знайте: это — слава.

* * *

Не верь, что постоянство приедается.

Такая мысль ничем не подтверждается:

Когда ж успело б нам приесться качество,

Которое так редко попадается?

Небольшое уточнение

Поскольку в историческом потоке —