«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания - [3]
Раюше шесть лет. Ее решили отдать в школу, находившуюся рядом с нами — на нашей же улице. Это была, собственно, не школа, а небольшая группа детей, с которыми занималась учительница. Она учила детей грамоте.
Раюше ходить туда, очевидно, скучновато. Для развлечения она решила привести в школу нашего любимца — мопса Бобку. Ей как-то удалось провести его незаметно в комнату для занятий. Усевшись за парту, она пихнула его под скамейку и старательно натягивала с колен коротенькую юбочку, чтобы прикрыть непрошеного гостя. Некоторое время Бобка молча сидел под скамейкой, но, очевидно, темнота, пинки Раюшиных ног, необходимость сидеть неподвижно надоели ему. Он возьми и залай! Тут-то все и обнаружилось. Бобку извлекли из-под скамейки и с позором выставили из школы. А Раюша получила строгий выговор.
>Манечка (5 лет) и Рая (7 лет)
Ей было объяснено, что это школа для детей, а не для собак, и строго-настрого было запрещено приводить или приносить с собой животных. Ничего не поделаешь. Пришлось примириться с такой постановкой дела.
Приходя домой, она пыталась научить меня писать. Читать я уже научилась раньше, сама, при помощи подаренных кубиков, а вот писать не умела. Я исписывала большими печатными буквами листы бумаги и показывала сестре. Я преподносила ей такие шедевры: «МАНА, РАА» (то есть Маня, Рая) и т. п. Она издевалась и поправляла, но я спорила с ней и не понимала. Писать по-настоящему я научилась позднее.
Папа купил себе велосипед. Велосипед совсем не похож на современный. Одно колесо огромное, другое маленькое. Он ходит в Александровский парк (куда мы тоже ходили с нянькой Прасковьей), где и упражняется в езде на этом удивительном драндулете. Все мальчишки с нашей улицы толпой бегут за ним с криком: «Левис пошел учиться кататься на велосипеде!» Мы с Раюшей тоже бежим вслед за отцом. Он очень упорен. Каждый день упражняется. Падает, опять взлезает на это странное сооружение и снова учится.
Выучился в конце концов! Стал страстным велосипедистом. Позднее был членом «Общества велосипедистов», ездил в дальние экскурсии (на уже нормального вида велосипеде новейшего образца). Обожал этот спорт. Приучил к нему и старшую сестру Фанни, ей купил дамский велосипед.
Когда Раюше исполнилось двенадцать лет, ее тоже научили ездить и тоже купили ей велосипед. В том же возрасте и меня папа пытался приобщить к этому виду спорта. Я обучалась на Раюшином велосипеде. С трудом выучилась и я. Отец поехал со мной на острова[1]. Вернулась я совершенно измученная. На булыжной мостовой меня растрясло, и половину обратного пути не велосипед меня вез, а я его вела, держа за руль.
После этой поездки отец презрительно сказал: «Тебе бы только по паркету кататься или по расчищенным аллеям парка! Не будет тебе отдельного велосипеда. Захочешь, будешь кататься на Раюшином». Так я и не стала велосипедисткой, и не получила своего велосипеда, что, должна сказать, меня не очень огорчало.
Вообще надо сказать, что наш отец за неимением сыновей хотел из нас — младших девочек — создать некий эрзац их. Он пытался развить в нас спортивность, выносливость, храбрость, подвижность.
>Михаил Яковлевич Левис. 1875 г.
Помню, в раннем детстве я ужасно боялась дохлых мух. Заметив это, отец каждый день требовал, чтобы я, вооружившись маленькой лопаточкой и щеткой для сметания сора со стола, убирала дохлых мух, валявшихся на столе, стульях или где-нибудь в других местах. Меня тошнило от этого занятия, но ослушаться папу я не решалась.
По воскресеньям он бодро брал нас за руки (мне было не более пяти или шести лет, а Раюше соответственно семь или восемь) и отправлялся с нами пешком на острова. Идти было далеко, но мы беспрекословно следовали за нашим отцом. Уставали очень, но не говорили ему об этом. Придя на Крестовский или Елагин остров, мы с радостью устремлялись к ближайшей скамейке, чтобы наконец отдохнуть под тенистым деревом. Не тут-то было! Отец вытаскивал из кармана припасенную им заранее веревку, привязывал ее к двум деревьям, правда не очень высоко, и заставлял нас прыгать через этот барьер, все время перевязывая деревья выше и выше. Когда мы достигали в прыгании возможных для нас пределов, он свертывал веревочку, снова клал ее в карман и позволял нам наконец передохнуть. Потом еще бегали наперегонки, снова отдыхали, а потом шли пешком назад домой.
Так же он излечивал меня от «водобоязни»: я боялась ездить на лодке, меня всегда преследовала мысль о глубине озера или реки, куда папа приводил нас. Он нанимал лодку и приказывал нам садиться в нее. Я упиралась. Тогда он говорил мне — не хочешь сидеть в лодке, тогда ложись на дно, ты не будешь видеть воду, не будешь думать о глубине, и все будет хорошо. Так я и делала.
Но я считаю, что все это было напрасно. Позднее я сама полюбила гребной спорт и много времени проводила на воде, ничего не боясь. Просто я была еще слишком мала в то время. И плавала потом неплохо.
Сам отец в молодости был хорошим пловцом, свободно переплывал Неву. Но в общем спасибо ему. Мы действительно выросли не трусами. И были неплохими гимнастками, занимаясь в Мартышкине на даче несколько лет подряд в каком-то немецком гимнастическом ферейне
