Мы — военные - [152]

Носком сапога Маслов сталкивает в канавку пласт земли, но ложится тот косо, на ребро. Не взглянув на солдата, ефрейтор поправляет пласт.

— Руками удобнее, — замечает он, и в негромком, хрипловатом его голосе Маслову слышится насмешка.

— Зачем вообще копать? — угрюмо спрашивает солдат. — Лишняя работа… Ездят по дороге, видать, мало, авось и так обошлось бы.

У ефрейтора слегка шевельнулась одна бровь:

— А лейтенант Серегин мне другое говорит: никогда, мол, не надейся на авось, товарищ Посошков, делай все как положено. И будет хорошо, так уж водится.

«Посошков, — с удовлетворением отмечает солдат, — вот как его фамилия». И, наступив на упругий кирпичик дёрна, добродушно предлагает:

— Не закурить ли нам, товарищ ефрейтор? У меня «Казбек».

— Нельзя. Связь дадим на новый НП, тогда закурим.

— Ну, нельзя так нельзя, — послушно соглашается Маслов и прячет в карман портсигар с янтарной инкрустацией. — Ты дай мне лопату, я буду маскировать линию.

— Возьмите. Только не отставайте далеко.

Маслову не понравилось, что ефрейтор строго по-уставному называет его на «вы». Но он промолчал, решив пока не повторять попытки перейти на панибратское «ты».

Вскоре кончается первая катушка. Ефрейтор берет у Маслова вторую, а ему отдает пустую. Ноша у солдата теперь легче, но двигаться ему все труднее. Без привычки ноют плечи, болит спина, подламываются ноги. И невольно вспоминается Маслову уютная комната ЦТС при штабе, полумягкий стул с выгнутой спинкой, на которую так удобно и так приятно было откинуться…

Линия связи пересекает дорогу, но не проселочную, а на этот раз шоссейную. Став на колени (пропадай габардиновые бриджи!), Маслов принимается с отчаянием рубить лопатой накатанную машинами, твердую, как черепица, дорогу. А долбить придется ой-ой сколько! Вон где скрывается в противоположном кювете скрученный спиралью провод!..

— Не надо перекапывать, — ефрейтор Посошков, положив на землю катушку, бежит к Маслову, — иначе сделаем.

— Как же иначе?

— Подвесим провод. Один конец на телеграфный столб, второй — на то дерево.

— А ведь верно! — восклицает Маслов. — Как это я не додумался?.. Ну-ка, попробую забраться на столб, у меня сапоги полегче.

Плюнув на руки и закусив губу, Маслов лезет на телеграфный столб, который оказывается вдруг на редкость гладким, словно отполированным. Руки и ноги скользят по нему, грузное тело с невероятной силой тянет вниз. Покрасневший, с выпученными глазами солдат поднимается на полметра от земли и срывается обратно.

— Нет, брат, тяжел я…

— Спортом, видать, мало занимаетесь, — замечает ефрейтор.

— Да как вам сказать?.. Со штангой иногда балуюсь. А так вообще действительно маловато. Впрочем, на этот дьявольский столб ни один спортсмен не заберется.

— Попытаемся.

Ефрейтор предусмотрительно затыкает за ремень петельку кабеля. Потом обхватывает столб и спорыми рывками быстро лезет все выше и выше. Когда до первого изолятора постоянной линии остается метра полтора, он затягивает на столбе петельку провода и соскальзывает вниз. На все это ефрейтору не потребовалось и минуты.

— Ну и ну! — восхищается Маслов и впервые с завистью смотрит на своего товарища.

На противоположной стороне дороги стоит одинокая сосна с неровным корявым стволом. Нижний сухой сук ее похож на руку, застывшую в горизонтальном положении. Маслов без труда достает до него. Он пытается подтянуться, тужится, царапает каблуками кору дерева. Ему хочется во что бы то ни стало забраться на сосну. Но и тут его постигает неудача. Он спрыгивает на землю и, не поправляя гимнастерки, выбившейся из-под ремня, разглядывает ссадины на своих ладонях. А на сосне, на черном огрызке давно отломившегося сучка, висит клок габардина, вырванный из роскошных бриджей.

— Эх, елки-палки! — горестно вздыхает Маслов, увидя дыру на штанах.

— Неудобная ваша форма для работы, — замечает Посошков. Его разбирает смех, но он тактично сдерживает себя. Подпрыгнув, ефрейтор, словно на перекладине, делает на суку передний выжим.

— Подайте провод.

С проводом в руке он поднимается почти на самую верхушку сосны и там привязывает его к стволу. Провод, слегка провисая, темнеет высоко над шоссейной дорогой.

— Вы настоящий чемпион и верхолаз, — почтительно говорит Маслов спустившемуся с дерева Посошкову.

— Так уж водится, — неохотно отзывается ефрейтор, — каждый связист должен быть спортсменом.

— А скажите, почему вы не туго натянули провод?

— Туго нельзя: дунет ветер, качнет сосну — вот вам и обрыв. Это уж как водится.

Рядовой Маслов опять, вроде невзначай, вытаскивает портсигар. Вертит его в руках, щелкает ногтем по крышке.

— А папиросы у меня, между прочим, с фабрики «Ява».

Ефрейтор Посошков тоже устал до чертиков. И покурить ему очень хочется. Шутка ли, с самого подъема нет минутки на перекур. Батарейцам что: выкатили пушки на огневые и дожидайся команды. А связистам дыхнуть некогда. Хорошо бы сейчас растянуться в тени сосны на мягкой травке и задымить душистой папироской. Но это невозможно: связь ждут и на НП и на огневых позициях; от них, связистов, зависит выполнение боевой задачи, поставленной перед батареей. А этот лоботряс только и думает о перекуре!..