Мы — военные - [155]
— Ну и ну! Объясните, орлы, что сие значит.
Охотникам за «языками» не оставалось ничего другого, как честно во всем признаться. Да, заблудились. Да, не заметили, как сделали круг и вернулись к тому же леску, из которого вышли. Да, приняли этот лесок за рощу «Овальная». Да, хотели взять «языка», но… под руку попался вот он, рядовой Харченко.
Капитан не на шутку рассердился. И вдруг расхохотался.
— Сильны, вояки!.. — сквозь смех сказал он. — Вы же, Ломакин, таежный охотник. Как же так?
Степан, готовый от стыда провалиться, еще ниже наклонил голову.
— Никакой я не охотник, товарищ капитан. В зверосовхозе работал, чернобурок и белых песцов разводил…
— Вот оно что!.. А вы, Махарадзе? Для инструктора по туризму не простительно.
Костя глянул куда-то в сторону, и верхняя губа его, над которой тонким шнурочком темнели усики, нервно вздрогнула.
— Какой я инструктор!.. — мучительно сморщился он. — Счетовод на турбазе — вот моя должность.
Не повышая голоса, капитан сказал тоном, не предвещавшим ничего доброго:
— Хорошо, отдыхайте, утром разберемся. Звездочеты!..
Через несколько минут вся рота без сигнала на подъем бодрствовала. Там и сям раздавался смех, солдатские шутки. В разных вариантах пересказывалось, как Ломакин и Махарадзе захватили «языка».
А виновники происшествия сидели на комле спиленной сосны и жадно затягивались папиросами. Они размышляли, какую «награду» даст им капитан за ночную разведку, за ориентацию по звездам.
ПРОХОДНАЯ ПЕШКА
Высотка, на которую предстояло вести наступление, называлась Рыжей, но это название явно не соответствовало сейчас ее внешнему виду. Покрытая молодым леском, она вся светилась на солнце нежной изумрудной зеленью. Лишь кое-где темнели бурые пятна: это упрямые дубки, неохотно сбросившие прошлогоднюю шубу, медлили одеваться в новый наряд.
Капитан Строганов внимательно смотрел в бинокль на высотку, на подходы к ней и все больше убеждался, что атаковать ее в лоб нельзя. Местность была голая, как ладонь, и вся простреливалась «противником», занявшим удобные позиции. Опасение вызывали и синие черточки, которыми была иссечена карта, — болото…
Да, лучше всего на высотку ворваться с правого фланга. Но подозрительной казалась березовая рощица, сторожевым постом расположившаяся метрах в пятистах правее высотки. Не может ли «противник» ударить оттуда фланговым огнем?
— Сержант Рубан, выделите двух солдат порасторопнее и пришлите ко мне! — приказал капитан. — Надо вон ту высотку прощупать.
Через несколько минут разведчики осторожно пробирались вперед по направлению к березовой роще, белевшей безобидно и приветливо за лощиной. За старшего шел рядовой Высоцкий. У него были вечно смеющиеся в лукавом прищуре глаза и лихой чубчик, задорно торчавший из-под пилотки. Напарник Высоцкого крепыш Аванесян двигался следом.
Сначала разведчики пригнувшись бежали небольшой лощиной, на дне которой струился говорливый ручеек. Когда лощина повернула налево, оставили ее и по-пластунски переползли к заросшей прошлогодним бурьяном канаве, которая тянулась почти до самой рощи.
Раздвинув руками бурьян, Высоцкий выглянул из канавы, затем оглянулся на товарища и, подмигнув, сказал вполголоса:
— Порядок в нашем хозяйстве!.. Со мной, брат, не пропадешь, я проведу тебя где хочешь.
— А дальше как? — спросил Аванесян. Он служил первый год и завидовал уверенности Высоцкого.
— Дальше? Вот сейчас определим, как действовать.
Высоцкий многозначительно поднял палец, прислушиваясь. В роще стояла тишина. Ее нарушало лишь стрекотание одинокой сороки, перелетавшей с одной березки на другую.
— Полный порядок, — поднимаясь, заявил Высоцкий, — в роще «противника» не обнаружено.
— А чего сорока стрекочет?
— Глупая птица, вот и стрекочет… Давай, на всякий случай, заглянем туда.
Они углубились немного в рощу, но ничего подозрительного не обнаружили. На фоне голубого весеннего неба слегка покачивались тонкие ветви берез с молодыми глянцевитыми листьями.
— Порядок, — еще раз повторил Высоцкий. — Уж если я сказал, что «противника» нет, значит, его и на самом деле нет. Мой глаз — ватерпас, все замечает.
Аванесян кивнул на кучи сухого хвороста, темневшие впереди и немного левее:
— Осмотреть бы…
— Хвалю за внимательность, — снисходительно усмехнулся Высоцкий, — только опоздал ты, браток: я эти кучки давно уже имею на примете. Обрати внимание: хворост слежался, сквозь него даже прошлогодний бурьян проглядывает. Что это значит? Это значит, что к хворосту никто не прикасался по крайней мере год. Мыслить надо, товарищ Аванесян!
Напарник Высоцкого смутился, но продолжал невольно коситься на кучи сушняка.
— Осмотреть бы, — упрямо повторил он.
— Тебя как звать? — неожиданно спросил Высоцкий.
— Тиграном… А что?
— Никакой ты не Тигран. Ты Фома Неверующий — вот кто. Я третий год служу, на разведке, можно сказать, собаку съел, а ты мне не доверяешь.
— Да я что, — начал оправдываться Аванесян, — я ничего…
— Нет, давай уж теперь выяснять до конца, раз дело пошло на принцип. Айда за мной!
Высоцкий уверенно зашагал к приплюснутым к земле кучам хвороста. Аванесян следовал за ним.
Когда до ближайшей кучки оставалось метров двадцать, нога Высоцкого неожиданно по щиколотку увязла в грязи — земля в этом месте не успела еще просохнуть. Солдат выругался и отпрянул назад.
