Мы умели верить - [90]

В другой фантазии Нико повсюду ходил за ней в настоящем, удивляясь, как все чертовски изменилось. Он был Рип ван Винкль[95], и она должна была объяснить ему современный мир. Она играла в это в чикагском аэропорту по пути в Париж. Хоть ее мысли и занимала Клэр, на поиски которой она отправлялась, она вдруг ощутила рядом Нико на движущейся дорожке, когда проезжала мимо рекламы со словами «брандмауэр для вашего облака». Как она могла бы объяснить ему, зачем облаку нужна огнеупорная стена? Стоило Нико возникнуть в ее сознании, как он уже сопровождал ее повсюду в аэропорту: заказывал вместе с ней еду на айпаде в пиццерии, вздрагивал в туалете при автосмыве, читал титры в выпуске новостей и спрашивал, что такое биткойны. Он спрашивал, почему все ходили, уставившись в калькуляторы. «Ты живешь в будущем, – говорил он шепотом. – Ух ты, вот оно, будущее».

А когда она видела что-то, совершенно понятное брату – малыша, уронившего соску и плачущего, «Макдоналдс», целую стену (как такое еще возможно?) таксофонов – у нее возникало чувство, что мир такой, как надо.

А еще бывало, что она просто мысленно комментировала происходящее с ней, когда что-то словно относилось к другой эпохе. К примеру, сейчас она сказала себе, что сидит здесь с Куртом Пирсом, и они беседуют. Что Ричард занят у себя в студии, а ей нужно будет позвонить потом Сесилии. Все это было бы в порядке вещей в 1988-м году.

Не считая того, что Курт тогда был подростком, а не этим бугаем, сидящим напротив нее, расставив ноги на полкомнаты. И Джейк в том времени не подпирал бы стену, сложив руки на груди, изображая телохранителя.

Курт казался трезвым, сознательным. Голос у него был тихим и до невозможности глубоким.

– Я не знаю, насколько могу быть с тобой откровенен. Не знаю, вдруг ты попытаешься что-нибудь устроить.

– Что-нибудь устроить! – сказала Фиона, но тут же осадила себя.

Ей нельзя было выходить из себя.

– Слушай, – сказал он, – я всегда считал, она с тобой вела себя слишком жестко. Ты делала все, что могла. И ты стараешься. Я это понимаю.

Он казался таким молодым. Все это время она его ненавидела, поскольку причисляла, скорее, к своей возрастной группе, чем к ровесникам Клэр – а он был всего лишь мальчишка, этакий дурень-хипарь.

– Слушай, – сказал он, – я не хотел, чтобы все так вышло. Я одно время здорово косячил. Но все в порядке. Мы все нормально живем. Эй, что у тебя с рукой?

– Они здесь, в Париже?

– Я могу тебе сказать, что все живы и здоровы. Но больше добавить нечего – я не в том положении, чтобы все тебе выкладывать. Мне повезло, что я смог вернуться в их жизнь. Повезло, что Клэр позволила мне это.

Это было все, на что надеялась сама Фиона – чтобы Клэр позволила ей вернуться в свою жизнь. Она накосячила не так сильно, как Курт – ее хотя бы не арестовывали – но, возможно, она косячила дольше, чем он. И, возможно, простить мать труднее, чем мужчину. Она всегда считала, что Клэр с возрастом станет лучше понимать ее ошибки – что взрослый поймет адюльтер (такая заурядная ошибка!), как не смог бы понять ребенок. Неужели Клэр еще не осознала всю порочность человеческого сердца?

У нее была уйма вопросов к Курту, и она не знала, с чего начать. К тому же он не должен был догадаться, что она шпионила за ним, что была вчера в его квартире.

– Я так понимаю, ты женат, – сказала она.

Он перевел взгляд с Фионы на Джейка и сказал:

– Ага, мы подходим друг другу. Это здоровые отношения.

– Что ж, я за тебя счастлива. Я всегда желала тебе добра, и я просто хочу…

Она не сумела бы выразить, сколько тепла всегда к нему испытывала, или, точнее, к памяти о нем, одновременно ненавидя его всем своим существом за то, что он лишил ее дочери.

– Ты расстался с этой… группой, так? – сказала она. – С людьми из «Осанны»?

Курт хохотнул.

– Можешь называть их сектой. Они сектанты. Ага, я был рад оставить их за океаном.

– Значит, ты к ним остыл.

– Эй, принести тебе пива? – Фиона покачала головой. – А тебе?

Он спросил Джейка, и тот, слава богу, отказался. С бутылкой в руке он бы выглядел далеко не так внушительно. Курт сходил на кухню и вернулся с бутылкой.

– Она остыла. Я к ним всегда довольно ровно относился, но я был влюблен.

– Причем тут влюбленность, если ты вступил в секту?

– Она этого хотела! Она… поначалу ее больше волновали они, чем я – это было очевидно. Если бы я поставил ее перед выбором, я понимал, что выбор будет не в мою пользу.

Фиона взглянула на Джейка, но он стоял на том же месте. Услышанное не укладывалось у нее в голове.

– Это же ты жил в Болдере, – сказала Фиона. – Это ведь ты… ты нашел эту секту.

– Неа. Не-не-не. Она встретила этого типа на кухне ресторана, где работала, и я понял как минимум, что это не было романтическим увлечением, потому что у него была эта жуткая кожа и он был весь такой изможденный, но он пригласил ее на тусовку в их лагерь, и она взяла меня с собой. Мне все это показалось полной чушью. Все эти тамбурины и барабаны. И эта девица по имени Рыба, которая, богом клянусь, просто повисла на Клэр и всю ночь говорила с ней. Они дали мне этот чай, в котором что-то намешано. Выпивку они не признают, но, блин, чаек у них забористый. И в итоге мы повалились на пол. Там все было на вид таким непринужденным, пока они не стали выпускать когти. А Клэр у них понравилось, она стала все чаще оставаться у них на ночь. Под конец месяца она практически осталась без квартиры, и я предложил ей переехать ко мне, но Рыба ей сказала, что у них есть комната, где мы можем жить. Это правда… То есть они и ко мне подобрались, через какое-то время, не поймите неправильно, они умеют это делать, но это Клэр потащила меня за собой в кроличью нору. Я тут не пытаюсь как-то выгораживать себя.