Мы умели верить - [78]
Он чувствовал себя больным. Его бросало в жар, кружилась голова, болели суставы. Йель себя успокаивал, напоминая, что еще утром знал: вероятно, он внушит себе, что болен. Но мысль об этом не очень помогала.
В полдень он медленно набрал свой домашний номер. Он полагал, что Чарли на работе – Чарли будет работать даже в ураган – но он надеялся, что дома окажется Тереза, которая могла бы хоть на какие-то вопросы ответить.
Но в действительности он хотел не этого. Ему хотелось ей выплакаться и чтобы она ему сказала, что все будет хорошо. Если бы Тереза взяла трубку, он бы выпроводил из кабинета Романа. Но трубку никто не взял. И автоответчика у них не было, потому что Чарли уверял: если они его купят, он будет вечно забит истерическими посланиями от его сотрудников.
Йель позвонил в «Чикаго во весь голос» и, изменив голос настолько, чтобы его не узнали, но не настолько, чтобы Роман заподозрил неладное, спросил, не на месте ли издатель.
– Нет, – ответил молодой парень, которого Йель не узнал. – Мистер Кин отсутствует по личному делу.
Йель также позвонил в турагентство, и ему сказали, что Чарли будет во вторник.
Он испытал огромное облегчение, когда настал час дня. У него появилось конкретное дело, определенная роль. Когда он зашел в кабинет Билла, Шарпов там не было, но был Ричард. Йель не слышал, как он пришел. Может, Йель заснул? Он вполне допускал это. Ричард был весь в черном, кроме желтого свитера, наброшенного на плечи, и двигался по комнате точно кот, расставляя освещение, которое принес с собой. На столе Билла лежала акварель Фудзиты с зеленым платьем.
– Ты сегодня звезда! – сказал он и послал Йелю воздушный поцелуй, а затем вернулся к освещению.
– Спасибо, что занимаешься этим, – сказал Йель через силу.
Он попытался вспомнить, видел ли он Ричарда после поминок. Да, и не раз. Хотя бы на благотворительном вечере. И все же у него было такое впечатление, что Ричард вышел прямиком из его кошмаров. Притом что он не сделал ничего плохого. Он устроил потрясающую вечеринку. И прекрасное слайд-шоу.
Ричард не говорил за работой, не требовал внимания Йеля, а вскоре в дверях появились Шарпы, широко улыбаясь, словно родители, которые впервые увидят усыновленного ими ребенка.
Билл представил их друг другу – Эсме, Аллен, Ричард Кампо, Аллен, Эсме – и закрыл за ними дверь.
– Что правда, то правда, – сказал он, – это самая поразительная находка за всю мою карьеру, и я могу теперь сказать, что уйду на пенсию счастливым человеком. Мы могли бы разместить это следующей осенью – я питаю такую надежду. Ну, может, это несколько оптимистично. Но это будет блистательная выставка.
Билл показал им Фудзиту, по-прежнему лежавшего на столе.
– Это она, – сказал Йель. – Это Нора.
– Она прелестна! – сказала Эсме, зачарованно склонившись над картиной.
Билл открыл обложку огромной папки, в которой были сложены работы поменьше, и Эсме взяла мужа за руку. Ричард тоже глянул из-за спин.
Йель тихо сказал ему:
– Это двоюродная бабушка Нико и Фионы.
Папка была открыта на одном из рисунков Модильяни синим мелком, хотя там сложно было уловить реальные черты модели.
Ричард рассмеялся от восторга.
– Блистательные гены в этой семье.
Может, Йель все же мог бы попроситься к Ричарду переночевать сегодня? На другой кровати. Что в этом будет такого ужасного?
– Я не хочу проснуться и обнаружить, – сказал Аллен, – что вложился в реставрацию каких-то подделок.
– Что ж, – сказал Йель, – мы можем подождать, пока установят подлинность, – его голос был словно из жести. – Но у нас есть сильная доказательная база истории происхождения, и нам бы очень хотелось начать реставрацию, чтобы предотвратить дальнейшие повреждения.
Картина – это такая вещь, дальнейшие повреждения которой можно предотвратить. Ее можно реставрировать, защитить, повесить на стену.
Билл взглянул на Йеля выжидающе. От должен был сказать что-то еще, но в голове у него было пусто. Билл кашлянул и сказал:
– Есть вариант такой: мы можем подождать, пока установят подлинность первой работы. Скажем, к примеру, пусть спецы по Паскину его подтвердят, – он перелистнул папку на эскиз Паскина, ню. – Это ведь добавит нам уверенности в подлинности остальных работ?
Аллен покачал головой из стороны в сторону. Он сомневался.
– Что ж, – сказал Билл, – Давайте принесем копии от Романа!
Йель так и сделал, и, пока Ричард продолжал работать над столом Билла, остальные обступили стул, на который Роман положил стопку бумаг. Йель слушал вполуха, как Роман читал им письмо Норы о Сутине и его кошмарных манерах за столом.
Билл между тем подошел сзади к Ричарду, который снова надевал белые перчатки, собираясь извлечь из папки одну из коров Ранко Новака.
– Эти не надо, – прошептал Билл.
Едва ли на свете был эксперт по Ранко Новаку, для которого стоило делать фотографии его работ.
– Этот художник, – сказал Билл, – не был обременен мастерством.
Эскизы коров были неплохи, но все три почти не отличались друг от друга, и всем была свойственна нарочитая аккуратность и простота иллюстраций из книжки для детей «Как рисовать животных». И все же, Йель не вполне понимал такое презрение к ним Билла. Что ж, ни один поборник равных прав для всех художников никогда бы не смог стать директором галереи.
Люси Гулл 26 лет, и в городке Ганнибал она оказалась по воле случая: Люси выбрала работу провинциального библиотекаря, чтобы уехать подальше от чересчур заботливого отца — нелегально разбогатевшего русского эмигранта. Будни Люси однообразны и скучны, однако в ее душе живет страсть к приключениям. В библиотеке девушка знакомится с 10-летним Иэном Дрейком, с которым у нее завязываются доверительные отношения. Больше всего на свете Иэн любит читать, но деспотичная мать запрещает мальчику брать те книги, которые кажутся ей опасными для его психики.
Роман о реально существующей научной теории, о ее носителе и событиях происходящих благодаря неординарному мышлению героев произведения. Многие происшествия взяты из жизни и списаны с существующих людей.
Маленькие, трогательные истории, наполненные светом, теплом и легкой грустью. Они разбудят память о твоем бессмертии, заставят достать крылья из старого сундука, стряхнуть с них пыль и взмыть навстречу свежему ветру, счастью и мечтам.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.