Мы умели верить - [100]

– Когда ты думаешь, что случится что-то конкретно плохое, – сказал Роман, – оно никогда не случается. Я не в том плане, что ты думаешь – похоже, что дождь собирается, и тогда дождь не пойдет, но, если ты типа думаешь, что твой самолет упадет, этого не случится.

Йель покачал головой.

– Я хочу жить в твоем мире. Злой рок прекрасен, и ты можешь управлять судьбой.

Хотя Роман, вероятно, отчаянно нуждался в подобных убеждениях. Зачем разочаровывать его? Йель не мог сказать ему ничего, чему со временем его не научит жизнь.

Они остановились пообедать в том же заведении, где ели прошлым вечером, и Йель снова заказал жареную рыбу в тесте и пару бокалов пива.

Когда они вернулись в отель, к ним подбежала миссис Вишня, всплеснув руками.

– О, какой ужас, скажите? Значит, так, у вас в комнатах ловится NBC и CBS, но ABC только с помехами. PBS, я думаю, вы тоже настроите, но с ними никогда не знаешь, покажут ли они новости. Я бы полагалась на CBS.

Йель открыл рот, собираясь спросить, о чем она вообще, и сказать, что они весь день не смотрели телевизор, но Роман уже спрашивал, на какой программе вещает CBS и кивал с пониманием, пока миссис Вишня повторяла, какой это ужас. Хотя по ней нельзя было сказать, чтобы она сильно переживала – не похоже, что наступил конец света.

– А теперь позвольте, я спрошу вас, – сказала она, – вы, ребята, пьете вино? Этим утром выехала молодая парочка, и они оставили целую бутылку на полу. Подождите, я ее принесу.

Они едва успели переглянуться с недоумением, как она вернулась с бутылкой местного клубничного, красного, как сироп от кашля, и Йель, приняв бутылку, почувствовал, что она липкая.

– Или можете взять с собой домой, – сказала миссис Вишня.

И Йель поблагодарил ее, заверив, что они в прошлый раз получили массу удовольствия от вина и найдут ему хорошее применение.

Йель направился в свой номер, но Роман поманил его кивком от своей двери.

– Не хочешь узнать, что там по CBS?

Йель хотел, к тому же, ему не улыбалось узнать это в одиночку, если вдруг Россия объявила войну. И он пошел в номер Романа с бутылкой.

– Посмотрим, что будет хуже, – сказал он, – новости или вино?

На комоде стояло ведерко со штопором, салфетками и пластиковыми стаканчиками. Йель налил им обоим – с такими стаканчиками было трудно понять, сколько они вмещают – и они чокнулись. Йель ожидал почувствовать во рту сироп, но под слоем сладости ощутил неприглаженную кислоту, так что вкус был одновременно слишком сладким и недостаточно сладким.

Он присел на край кровати Романа. Из чемодана под кроватью выплескивалась, как смола, черная одежда.

Роман встал включить телевизор – он стоял в паре футов от края кровати, на краю комода – и загородил экран. Йелю оставалось смотреть только на его спину и задницу.

– О, – сказал Роман. – О, надо же.

– Что?

– Этот… э… космический челнок. Взорвался.

– Черт. Подвинься.

Роман сел рядом, скрестив ноги. Он снял очки и снова надел.

Дэн Разер[108] объяснял, что что-то пошло не так на семьдесят второй секунде полета. Репортер на прямой трансляции с мыса Канаверал, стоя у конторки на открытом воздухе, пытался объяснить произошедшее и говорил о больших кусках корабля, упавших в океан. Показали, как челнок взлетал этим утром, и все было в порядке достаточно долго, чтобы Йель стал надеяться, что ничего такого не случилось. А затем вдруг челнок окутало облако дыма двумя спиральными шлейфами.

– Господи, – сказал Йель, – там была эта учительница.

– Что?

– Ну, знаешь, был такой конкурс, чтобы послать учителя в космос. Выбрали эту женщину. О боже.

– Ох, – сказал Роман. – Да я вообще не слежу за новостями.

Йель и сам вряд ли знал бы, если бы Курт Пирс не говорил об этом на днях – как теперь мы сможем все время летать в космос и обратно, и к двадцати годам Курт планировал жить на Луне.

Левое колено Романа касалось правого колена Йеля, по крайней мере, ткань его черных джинсов терлась о хаки Йеля. Йель не знал, случайность ли это и не заденет ли он чувства Романа, если отодвинется.

– Что ж, – сказал Йель, – это действительно была большая новость. Охуеть.

– А у нас есть другие челноки? – спросил Роман.

– В смысле?

– Ну, у них целый флот этих штук или только был один этот?

– У них… – вопрос казался простым, но Йель понял, что не уверен в ответе. – У них в эксплуатации обычно один. Этот был как раз действующим.

Йель неожиданно хорошенько приложился к вину. Был только ранний вечер, но казалось, что уже стемнело. Занавески у Романа были задернуты, как и жалюзи. Роман откинулся на кровати, со скрещенными ногами, продолжая касаться коленом Йеля, и поставил вино себе на живот, удерживая стаканчик пальцем за край.

Йель не поленился продумать цепочку мыслей в словах: он не собирается спать с Романом. Ни сейчас, ни когда-либо. Не сейчас, потому что он мог быть инфицирован. Никогда, потому что он считался наставником этого парня. Он не был уверен насчет правил, определявших отношения аспиранта и профессора в Северо-Западном, но полагал, что такие правила существовали, и считал, что должен следовать тем же нормам. А еще потому, что ему было неинтересно помогать сконфуженному девственнику раскрывать свою сексуальность. А также потому, что Роман, несмотря на его грядущую ученую степень, не блистал умом, а для Йеля это имело большое значение.