Мужские прогулки. Планета Вода - [98]

На конечной остановке подопечный вышел из автобуса и быстро юркнул в маршрутное такси. Теперь Антон твердо был убежден: если с мальчишкой не случилась беда, то вот-вот стрясется что-то — иначе зачем ему на «маршрутке» чесать в лес?

Несколько дней назад Охотников получил задание провести наблюдение за неким Мятновым, человеком шестнадцати лет от роду. По заявлению матери выходило, будто ее сын связался с хулиганской шайкой. В райотделе Антону посоветовали обратиться к участковому и вместе решить, что да как. Антон предложил Путятину передать мальчишку в детскую комнату милиции, но прежде поговорить с парнем начистоту. Путятин высмеял его. «Какой ты, травы зеленые, Охотников, наив! Так он тебе и выложит: да, связался, да, водку пьем, по карманам шарим! Нет, Охотников, тут надо осторожненько посмотреть, проверить, а передать инспектору по малолеткам всегда успеем!»

Несколько дней Антон понапрасну толокся возле школы, костеря про себя мать Мятнова, увидевшую преступление в том, что мальчишка по вечерам исчезает из дому, тряпки старые утащил! Этак милиция пойдет на поводу у каждой мнительной особы, надо же, тряпки старые исчезли, сама же говорит — не жалко старья… То-то и оно, что тряпки, призадумался Путятин, это и странно.

Вырвавшись из школьного помещения на волю, горластые парни-верзилы, точно угорелые, метались по двору, по-жеребячьи вскидывая длинные ноги, толкаясь и волтузя друг дружку. Высокий, тонкий, однако с широкими тренированными плечами, похожий на профессионального волейболиста, Мятнов тоже толкался и носился с приятелями. Но вдруг замирал, удрученный, выбирался из толпы сверстников, одиноко и неприкаянно подпирал стену, с понурым видом глядя себе под ноги. Когда его окликали, он вздрагивал, нервно вскидывал голову с таким затравленным лицом, точно за ним гнались враги. «Эге, — сказал тогда себе Антон, — а шеф-то не дурак».

Основания считать Максима Мятнова причастным к дурной компании у Ивана Михайловича были. Прошлым летом в их районе участились квартирные кражи. Взломщики вели себя странно: брали только деньги, выпивку и сигареты. Не очень серьезное поначалу дело о кражах обрастало новыми сведениями о хищениях небольших сумм, коньяка, конфет. А закончилось неожиданно убийством. В одной из квартир оказалась дома заболевшая старуха. Она узнала одного из юнцов, и тогда тот предложил ликвидировать свидетеля. Убивали старуху неумело, жестоко, мучительно. Она кричала, звала на помощь, а убийцы уговаривали: потерпите, да не кричите так, сейчас закончим, еще немного осталось.

Путятин вернулся с судебного разбирательства подавленный и злой. «Не понимаю, ничего не понимаю, — бубнил он и раздраженно тер тяжелыми кулаками набрякшие щеки, румяные от склеротических жилок. — Чего им не хватает? Откуда такой садизм? Чего ты, травы зеленые, молчишь? — орал он вдруг на Антона. — Ты молод, по возрасту ближе к ним, чем ко мне, тебе и понимать их, объясни!» Не дождавшись от Антона толкового объяснения, сам пускался в рассуждения: «Ты заметил, Охотников, карманников нынче не стало? Карманник, брат, работать должен, трудиться в поте лица, рисковать опять же. — Тут Путятин опасливо огляделся, приблизил толстое, щекастое, как у матрешки, лицо и, шумно дыша на Антона, добавил: — Я, брат, уважаю карманника, он ведь трудяга и мастер своего дела… Вместо карманника нынче развелись преступники погаже! Если пьянство — мать пороков, то я скажу: отец пороков — паразитизм. Если в детстве отстранить человека от труда, то паразит неизбежен. Это ж надо, травы зеленые, капиталист какой-нибудь заставляет собственное чадо трудиться на упаковке за доллар в час, а наш брат рабочий, накушавшись досыта хлеба с маслом, почитает за лучшее устроить своему праздник вместо жизни…» Путятин яростно и гулко хлопал ладонью по столу. «Травы зеленые, жизнь — штука серьезная и трудовая, очень трудовая. В ней работы полно, только успевай поворачиваться! Но когда дома приучили бездельничать, на работе уже не отучишь. А в жизни так: или работаешь, или бесишься с жиру. Я тебе, парень, скажу, не первый год работаю, знаю: в каждом «трудном» надо докопаться до того ключевого дня, когда он запудрил себе мозги, нашел лазейку в безделье, в паразитство — в этом все дело…»

Антон знал одного из убийц: на вид смиренный и болезненный мальчик с немигающими беспощадными глазами на улыбчивом лице, останавливающимися на собеседнике с пристальным зловеще-веселым выражением. Антону стало не по себе, когда он увидел, как дерется мальчишка: с неприятным, недетским хладнокровием рвал он пальцами рот противника, вгрызался длинными, как у крысенка, зубами куда попало, бил в пах и при этом не спускал пытливых глаз с вопящей жертвы. Парень рос у родителей-алкоголиков без присмотра, сам себе голова. Но он в компании убийц — единственный из неблагополучной семьи…

Такси с Антоном и пригорюнившимся Мятновым быстро оставило последние городские дома и вырвалось на пустынное пригородное шоссе. Мимо проплывали спеющие поля, бело-зелеными клиньями уносились назад косяки берез, ласково проголубело сквозь синие угрюмые ели какое-то озерцо. Антон поглядывал то в окно, то на паренька, сидевшего с прежней нахохленностью, в печальной озабоченности. Его широкие, почти взрослые плечи казались надетыми на чужое, еще не окрепшее тонкое тело и давили это тело.