Мужские прогулки. Планета Вода - [100]

— Он приносит. Бутерброды… мясо из супа… суп три раза привозил…

— Я термос купил, — объяснил Максим, кивком подтверждая Юлькины слова, — в нем удобно горячее возить…

Антон лишь теперь сообразил, почему у девчонки такие неестественно громадные глаза — она была до крайности истощена! Как только он понял это, сразу испугался и заторопился: казалось, промедли он хоть минутку, случится что-то непоправимое.

— Собирайтесь, — сказал он. Хотел сухо, официально, а получилось с невольным сочувствием, не соответствующим его служебному положению.

Уловив в голосе пришельца жалость, Максим рванулся к нему, схватил за руку.

— Вы ведь нас не выдадите? Вы не выдадите нас? Вы такой… добрый, ведь никому не скажете? Ну что вам стоит? Ведь мы не сделали никому ничего плохого! — теребил Максим Антона, жадно и просительно заглядывая ему в лицо.

Антон осторожно отнял руки, усадил Максима на прежнее место.

— Погоди, успокойся, — сказал он скорее себе, чем ему, — давай подумаем… Здесь оставаться нельзя… Кстати, где вы малыша моете?

— Я иногда горячую воду в термосе привожу, — объяснил Максим и охотно и даже немного хвастливо, показывая, как ловко и хорошо он все устроил.

Антон отметил, что он употребил не прошедшее время, а настоящее, значит, собирается и дальше держать молодую маму с ребенком в лесу и возить в своем термосе компот и горячую воду. «Господи, какой он, в сущности, ребенок! Какие они еще дети! Что они натворили!» И вдруг, ошарашенный догадкой, воскликнул:

— Постойте! А где вы рожали? Здесь? Неужели здесь?

Юлька виновато и испуганно кивнула и поглядела на Максима — так ли она сказала?

— Но как же… тут ведь это… анти… септика, — смятенно начал Антон.

— Антисанитария, — не то подсказал, не то подтвердил Максим.

— Ну да, а потом… это… кто-то ведь должен был принимать!

— Я принимал роды, — спокойно ответил Максим.

Антон ошеломленно глядел на него. Неожиданно он почувствовал себя рядом с этим тоненьким парнем с бледным, серьезным, немного усталым лицом совершеннейшим юнцом, сопливым мальчишкой.

— Да, но…

— Я по книге, — пояснил Максим. Я изучил книгу по акушерству.

— Где вы ее достали? — глупо спросил Антон.

— Когда по-настоящему понадобится, сделаешь все, — устало вздохнул Максим.

И вновь Антон ощутил себя рядом с ним постыдно беспечным человеком с праздным и бестактным любопытством.

— Я, пожалуй, выйду покурю, — покашливая, промямлил он и вынырнул из шалаша — не хотел, чтобы они видели его растерянность.

Уже темнело, низкое солнце золотило вершины сосен. Антон никогда не курил, но сейчас жалел о том, что не имеет сигарет, — ему хотелось чем-то успокоить себя и отвлечь.

Сзади хрустнула ветка. Подошел Максим с перекинутой через плечо спортивной сумкой, сейчас легкой и пустой.

— Мне домой надо, — сообщил он виновато, — а то мама будет беспокоиться.

Антон кивнул в сторону шалаша.

— Но ее нельзя оставлять одну…

— У нас нет другого выхода, — кратко пояснил Максим.

— Ее больше нельзя оставлять, разве ты не видишь сам?! Она до крайности истощена! А дальше-то что будет? Ты думал об этом? Почему вы не доверились никому? — Антон с укоризной покачал головой. — Как глупо все это! Почему вы не обратились к родителям, к взрослым?

— Они враги. Все вокруг наши враги, — убежденно произнес Максим.

— Неправда, — мягко начал Антон, но Максим перебил его и с ожесточенным упорством, на самом дне которого слышались страх и отчаяние, твердил:

— Враги! Все, все! Взрослые все до одного! Выгнала же Юльку мать, выгнала! Сказала, что знать не хочет, нет у нее больше дочери, пусть убирается на все четыре стороны!

— П-постой, постой, — тихо уговаривал его Антон, мягко поглаживая по плечу. — Сам понимаешь, сгоряча сказала, в пылу чего не скажешь, вспылила, а потом сама пожалела…

— Как же, — шмыгнул носом Максим, — куда как сгоряча! Документы Юлькины из школы забрала, сказала, будто Юлька уезжает в другой город к отцу, а сама порвала документы…

— Постой, постой, а что же школа? Так и не хватились?

Максим только шмыгнул носом. Что-то часто он стал шмыгать носом. Антон отвернулся в сторону, давая ему время успокоиться. Немного погодя, не оборачиваясь, сказал:

— Вот что… И мать и дитя нуждаются в медицинской помощи и уходе.

— Она почти не спит. Держит сына на руках, его нельзя положить на землю, может простудиться, — уныло произнес Максим.

— Сейчас вызовем «неотложку», — оборачиваясь к Максиму, решительно сказал Антон. — Отправим их в больницу, а потом поедем к тебе и обо всем расскажем.

Максим встрепенулся, залился краской, потом побелел, светлые глаза блондина потемнели от влаги, готовой по-детски внезапно и обильно пролиться.

— Только не сегодня! Умоляю! Не сегодня! Я еще не решился…

— Надо решиться. Ради них надо решиться немедля. — Антон ободряюще кивнул Максиму.

— Чему быть, того не миновать, — обреченно вздохнул Максим. — Только лучше я один, хорошо?

— Хорошо, — согласился Антон. — Я остаюсь здесь.

И вот Антон сидел в ожидании медработников на широком, как столешница, пне и думал. Земля влажно и сильно дышала уксусным запахом отсыревшей прели. Задували первые порывы ветра.. Лес беспокоился, наполнялся таинственными ночными звуками: шорохом, треском, скрипом, шипеньем, какими-то вскриками, принадлежавшими то ли животному, то ли неодушевленному миру. По спине продрал нервный озноб — от ощущения неуюта, незащищенности на открытом пространстве. Он представил себя на месте той девчонки, что находилась сейчас в шалаше, и поежился — так стало одиноко и жутко ночью в этом непонятном враждебном лесу даже ему, взрослому сильному парню. Но каким, наверно, пустым и враждебным казался этим детям мир взрослых, если они все-таки предпочли лес! Он вспомнил, какие робкие, пытливые взгляды бросал на него из окна «маршрутки» Максим, точно оценивал его, примерялся, точно хотел что-то сказать и не решился. И лишь когда машина тронулась, он высунулся из окна и, светлея, устремляясь лицом к Антону, весь доверие и мольба, выпалил: