Муж, которого я купила - [14]

Он блуждал взад-вперед по комнате.

— Не смотри на меня! — крикнул он. — У тебя больше нет права даже смотреть на меня! Я запрещаю тебе!

— Не буду, Генри, — ответила я и опустила голову.

— Нет, будешь! Будешь смотреть на себя! — снова вскрикнул он и схватил меня за руку, потащил к зеркалу. — Посмотри на свое платье! — кричал он. На нем красовалось большое темное пятно от пролитого вина. — Ты любила его, ты с ним встречалась, да бог с этим! Но вино! Поцелуи! Такое поведение на людях!

Мой план шел как по маслу. Я ничего не ответила.

Некоторое время он также молчал, а затем сказал более спокойно и холодно:

— Ты же понимаешь, что теперь между нами все кончено. Хотел бы я забыть и то, что это вообще было… И я хочу, чтобы ты забыла, что я был твоим мужем. Я хочу, чтобы ты отдала мне все, что у тебя есть от меня, что может напоминать тебе обо мне.

— Хорошо, Генри, я могу сделать это прямо сейчас, — ответила я.

Я удалилась в свою комнату и забрала оттуда все его фотографии, подарки, письма, все, что у меня было от него. И он выкинул все это в огонь камина.

— Можно… можно я оставлю у себя вот эту, Генри? — спросила я, протягивая ему лучшую его в фотографию с подписью. У меня дрожали пальцы. Он взял ее, посмотрел и кинул мне обратно с пренебрежением. Она упала на пол, и мне пришлось ее поднять.

— Я прослежу за тем, чтобы мы развелись как можно скорее, — сказал он и сел в кресло. — А теперь оставь меня.

Я пошла к двери, но у выхода остановилась, посмотрела на него и сказала очень спокойным и уверенным голосом:

— Прости меня, Генри… если можешь… и забудь меня… Не мучай себя тяжелыми мыслями, думай о Клэр и будь счастлив… и не думай обо мне… это того не стоит.

Он взглянул на меня в ответ.

— Я помню, ты уже вела себя так… раньше, — медленно сказал он.

— Да, было дело… но все уже в прошлом… Все меняется, Генри… Всему есть конец. Но жизнь прекрасна… великолепна… И ты должен быть счастлив, Генри.

— Ирэн, — сказал он низким голосом, — скажи мне, почему ты так изменилась?

Я все это смогла преодолеть, оставшись невозмутимой. Но это простое предложение, мое имя в его устах, сказанное таким низким голосом — все пробудило внутри меня какое-то странное чувство. Но лишь на мгновенье.

— Я не могла устоять, Генри, — ответила я.

После этого я сразу поднялась к себе в комнату. Я прокусила губу, когда вошла, сразу ощутив тяжелый вкус крови во рту.

— Это ерунда, — бормотала я, — ерунда, Ирэн… Такая ерунда.

Я ощутила странную необходимость выговориться, сказать что-нибудь, утопить со своими словами то, у чего не было названия, хоть оно и поджидало меня здесь.

— Это ерунда… ерунда… Все пройдет… все пройдет… потерпи лишь минуту, Ирэн, все пройдет… через минуту.

Я знала, что не ослепла, но все же я ничего не видела, ничего не слышала… Когда слух вернулся ко мне, я поняла, что бездумно повторяю:

— Лишь минуту… лишь минуту…

Фотография Генри, которую я держала в руках, упала на пол. Я взглянула на нее, и вдруг передо мной явилась вся картина того, что произошло и что произойдет. Это длилось лишь секунду, как вспышка света при ударе молнии, но мне будто спазмом свело горло, как от каленых щипцов. И я закричала. Я зарыдала, и это даже не было похоже на звук, который способен издать человек… Дикий вой раненого животного, первобытный, свирепый крик, который взывал к жизни о помощи…

Я услышала, как по лестнице кто-то бежит.

— Что случилось? — вскрикнул Генри, уже стучась в мою дверь.

— Ничего, — ответила я. — Просто увидела мышь.

И он пошел обратно вниз.

Я хотел двинуться, сделать несколько шагов. Но мир кружился в безумной пляске под моими ногами. куда-то проваливаясь и падая. И черный густой дым заполнял комнату, которая вращалась вокруг какой-то оси с ужасающей скоростью. Я рухнула вниз…

Когда я снова открыла глаза, поняла, что лежу на полу. В комнате было темно и холодно. Окно раскрыто, и занавески слегка шевелились от ветра.

— Я была без сознания, — сказала я самой себе.

Я попыталась встать, но мне показалось, что колени у меня сломаны, и я медленно осела обратно на пол. Затем я увидела фотографию, лежавшую рядом со мной, и дрожь пробежала по всему телу.

Я взяла ее и положила на кресло, прошептав теперь уже наверняка человеческим, слегка дрожащим голосом:

— Генри… Генри… Мой Генри… Ведь это все неправда, так? Это кошмар, и скоро мы проснемся… И я не стану плакать. Не смотри мне в глаза, Генри, я не плачу… все пройдет… через минуту. Потому что, знаешь, мне было тяжело… даже очень тяжело… Но это ерунда… Ведь ты со мной, да, Генри?.. И ты знаешь все… все на свете… Diyno, что я так переживаю, да, Генри? Скажи, что это так… Улыбнись, Генри, посмейся надо мной… и отругай меня за то, что я так себя терзаю, когда ничего не случилось… ведь ничего совсем… Ничего не случилось… а тебе все известно… Видишь, я улыбаюсь… И ты любишь меня… Ты мой Генри… Я немного устала, пойми, но я немного отдохну… и все закончится… Нет, я не плачу, Генри… Я люблю тебя… Генри…

Слезы тихо текли рекой по моим щекам, крупными каплями. Я не плакала, не всхлипывала, не издала ни звука. Я говорила и улыбалась. Только слезы беспрестанно текли и текли, беззвучно, бесконечно…