Musica mundana и русская общественность. Цикл статей о творчестве Александра Блока - [55]
Если романтическое учение о бытии основывается на положительном чувстве бесконечного, то романтическая нравственность строится на стремлении человеческой души к бесконечному. Это: «приготовьте пути Господу!» звучит в особенности через все произведения Новалиса. Великая нравственная задача лежит на человеке. «Природа должна стать моральной». «Человек – спаситель (Мессия) природы». «Отдельная душа должна стать согласной с мировой душой» [Жирмунский 1914: 93-94].
В наброске, который является одним из подготовительных фрагментов к «Ученикам в Саисе», Новалис говорит не о поэте, а о человеке как искупителе природы, хотя, по-видимому, поэту отводилась в этом процессе ключевая роль[336]. В своей книге Жирмунский подчеркивает именно роль поэта как спасителя природы, причем поясняя, как следует понимать представление о «поэте как мессии природы, призванном одухотворить ее до конца» [Там же: 76], исследователь прибегает к орфическим мотивам:
Перед нами другой романтический образ – поэта творца и чародея. Великое дело освобождения природы лежит на его плечах. И вот он вдохновляется старинными сказаниями о певцах Золотого века, которые странным звоном забытых теперь инструментов вызывали тайную жизнь лесов, духов, скрытых в стволах деревьев, в пустынях пробуждали мертвые растительные семена и насаждали цветущие сады, укрощали диких зверей и научали одичалых людей порядку и мирным обычаям; и даже мертвые камни вовлекали в размеренные движения [Там же: 75-76].
«Божественное содержание культурного строительства», роль романтического «мага и чудодея»[337] заключается в религиозном одухотворении и гармонизации природы. Мысль об орфической функции поэзии превращается в тексте Блока в представление о том, что задача культуры с точки зрения романтизма заключается в «преображении природы» [Блок 6, 370]. Эта «преображающая» цель «культуры»[338] была сформулирована Блоком еще до статьи «О романтизме»; с этим представлением, как кажется, соотнесен в «Крушении гуманизма» образ Вагнера как «заклинателя хаоса» («Вагнер всегда возмущает ключи; он был вызывателем и заклинателем древнего хаоса» [Блок 6, 109]), который, по-видимому, восходит к орфической топике (ср.: «Орфей – начало строя в хаосе; заклинатель хаоса и его освободитель в строе» [Иванов 1912: 63], см. гл. «Мировой оркестр»).
Представление об орфической роли поэзии остается актуальным для Блока до последних дней, о чем свидетельствует прежде всего речь «О назначении поэта» с ее мотивами гармонизации природы, тютчевского «родимого хаоса» поэтической речью (ср. там же о культуре как «устроенной гармонии»). Упоминание Жирмунским в контексте «спасения природы» «мировой души»[339], того божественного начала, к согласию с которым мистическая поэзия романтизма должна привести природу, по всей вероятности, отзывается в статье «О романтизме» мыслью о «близости» романтизма к Душе Мира [Блок 6, 363], а также включением имени Владимира Соловьева в романтический контекст – это позволяет предположить, что превращение «стихии», природного «хаоса» в поэтическую гармонию и в пушкинской речи мыслились Блоком как «спасение природы» «культурой»[340], как мистическая задача поэзии[341], которую сформулировал его учитель. В концепции романтизма, обнаруженной поэтом в ранних работах Виктора Жирмунского, Блок, по всей видимости, опознавал «свою» точку зрения на миссию поэзии: ей отводилась ключевая роль той «музыкальной» инстанции, которая воплощает пророческую открытость «ноуменальному» и которая «спасет природу», вернув мистическое начало в мир, «расколдованный» «обывательской» и «беззвездной» «цивилизацией» XIX века[342].
Литература
Абашев 1986 – Абашев В. В. Ф. И. Тютчев в художественном сознании А. А. Блока и В. Я. Брюсова. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1986.
Акмеизм 2014 – Акмеизм в критике: 1913-1917. СПб.: Изд. центр «Гуманитарная Академия», Изд-во Тимофея Маркова, 2014.
Алмазов 1892 – Алмазов Б. Н. Сочинения. М.: Университетская типография, 1892. Т. 1.
Амфитеатров, Аничков 1907 – Амфитеатров А., Аничков Е. Победоносцев. СПб.: Шиповник, 1907.
Андерсен 1899 – Собрание сочинений Андерсена в 4-х томах / Пер. с датск. подлин. А. и П. Ганзен. СПб., 1899. Т. 1.
Андреев 1915 – Андреев Л. Н. В сей грозный час. Статьи. Пг.: Кн-во Н. Н. Михайлова «Прометей», [1915].
Аничков 1903 – Аничков Е. В. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1903. Ч. 1.
Аничков 1905 – Аничков Е. В. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1905. Ч. 2.
Анпеткова-Шарова, Григорьян 1980 – Анпеткова-Шарова Г. Г., Григорьян К. Н. Студенческие работы Блока об античных авторах // Русская литература. 1980. № 3.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.