Мой командир - [32]

». В самом конце красуется следующая надпись: «Ты появился на свет подобно алой розе, жил подобно алой розе, а погиб, обливаясь алой кровью. Мы продолжим твой алый путь…»

В этой могиле лежит храбрый командир, который снискал себе славу в самом центре сражения, а священная фронтовая земля до сих пор хранит на себе следы его ног и, тоскуя об ушедшем герое, день и ночь льёт по нему свои кровавые слёзы.

Хади Джамшидиан Брак, заключённый на небесах Перевод с персидского Светланы Тарасовой

Весной 1990 года по заданию министерства культуры я приехал в Курдистан, но обстановка там была неспокойная. Сначала я отправился в Санандадж, но в скором времени меня командировали в Банэ[54]. Там я отметился в штабе КСИР[55], находившемся в губернском управлении, и сразу же приступил к работе. Через пару дней я понял, что главная задача состоит в обеспечении безопасности города, и пока она не будет решена, развивать культуру не получится. Решив доложить об этом, я отправился к командующему КСИР в Банэ Махмуду Хадеми и попросил его, если это возможно, включить меня в свой штат.

Хадеми приветливо поговорил со мной, задал несколько вопросов, а потом неожиданно спросил:

— Вы храбрый человек? Нам здесь нужны храбрые люди с верой в сердце.

Я не знал, что на это ответить, но потом сказал спокойным тоном:

— Я буду стараться и, если Богу будет угодно, готов пожертвовать своей жизнью ради ислама.

— Не надо! — как-то строго ответил Хадеми. — Я отбираю людей по другому принципу. Становись в угол комнаты. Я буду стрелять в твою сторону и, если не струсишь, возьму тебя.

Я очень удивился, потому что вовсе не ожидал такого испытания. Тем не менее, горячо желая служить в КСИР и надеясь на то, что командир просто блефует, я всё же встал в угол. Что произошло в следующую секунду, я понял не сразу, только в ушах загудело от выстрела. Обернувшись, я заметил, что в тридцати сантиметрах от меня в стене зияла дыра от пули. Через несколько минут Хадеми сказал:

— Ты принят. Придёшь завтра, получишь форму и будешь служить на общественных началах.

Сначала мне было непонятно, почему он так поступил. Что было бы, если бы он попал в меня? Конечно, я сам виноват, что согласился… Однако потом, пообщавшись с некоторыми бойцами КСИР, я узнал, что их приняли точно таким же способом, так что не стоит обижаться, потому что Махмуд настолько уверен в себе и так хорошо владеет оружием, что никогда не промахивается. Это была истинная правда. Однажды я сам стал свидетелем того, как Махмуд на расстояния десяти метров с первого выстрела попал в двухмиллиметровую соломинку для воды.

Как бы там ни было, на следующий день я приступил к работе в отделе картотеки контрреволюционеров, и Хадеми поручил мне заниматься опознанием этих людей. Другие бойцы рассказывали, что когда город во второй раз был занят нашими войсками, по инициативе Хадеми всему личному составу было приказано во время обыска домов забирать не только оружие и боеприпасы, но и альбомы подпольщиков и приносить их в штаб КСИР. За несколько месяцев было конфисковано порядка двухсот единиц оружия и задержаны десятки человек. В мои обязанности входило собирать в отдельный альбом все фотографии с изображением вооружённых людей, чтобы со временем опознать их и заключить под стражу.

С каждым днём Махмуд нравился мне всё больше. Его методы командования оказались весьма эффективными. Пока вооружённая до зубов контра орудовала по ночам в городе, Махмуд проявлял такую храбрость и смекалку, что заставлял врагов дрожать от страха, поэтому они даже назначили награду за его голову. Однако это не мешало ему каждую ночь переодеваться и отправляться бродить по городу. Так Махмуд готовил засады и нападения на контру, чтобы в подходящий момент нанести удар. Много раз мне доводилось видеть, как вместе с другими бойцами он тайно отправлялся в горы, нападал на базы «Комалы»[56] и демократов[57] и не оставлял там камня на камне.

Наш отряд из восьми бойцов круглосуточно был на службе, сопровождая Махмуда. Каждый из нас мог бы многое о нём рассказать, но, к сожалению, к концу моей командировки в живых остались только я и ещё один наш товарищ. Даже сейчас, по прошествии десяти лет, я не могу припомнить всего. Думаю, будет достаточно вспомнить лишь о событии, предшествовавшем его гибели.

Дело в том, что кроме мужчин в нашем штабе служили три смелые, преданные своему делу девушки. Они занимались не только образованием и благоустройством Банэ, но и помогали бойцам КСИР, производя допросы арестованных женщин и держа их под стражей. К несчастью, как-то раз в одном трагическом происшествии одна из этих девушек получила тяжёлые ранения, и Махмуд полуживую отвёз её в больницу. Эта девушка проработала в Банэ почти целый год. Сама она была родом из Тегерана и усерднее всех относилась к своей работе. Через пару часов Махмуд вернулся в штаб крайне расстроенным и сообщил, что девушка скончалась. В тот день меня не было, потому что накануне я уехал в командировку в Бахтаран[58], однако бойцы, которые присутствовали при этом, потом рассказали, что Махмуд, сообщив о смерти девушки, под конец добавил: «Братцы, мне тоже немного осталось. Видать, на то Божья воля, чтобы наш брак был заключён на небесах».