Мой командир - [31]

Мне много приходилось видеть, как те или иные люди по-своему ведут себя в разных ситуациях. В подобные моменты даже самые сильные испытывают волнение, сопряжённое со злобой и раздражительностью. Однако казалось, что Али был каким-то особенным. Время, проведённое в тылу, для него ничем не отличалось от самых запоминающихся моментов сражения, которые любому другому человеку показались бы самыми волнующими в его жизни. Я уверен: если бы в эти моменты измерить его пульс, он оказался бы в норме.

Наши позиции располагались таким образом, что противник мог видеть нас, а захваченные иракцами высоты, с которых контролировался правый фланг, позволяли им полностью держать наших в поле зрения и давать точные координаты для удара миномётными снарядами. Противник беспрерывно вёл огонь, а снайперы, воспользовавшись моментом, целились по нашим из винтовок. В нашу сторону с воем летели снаряды из РПГ, проносились у нас над головой и ударялись в наполовину разрушенные стены поста Забидат.

Противник лез из шкуры вон, чтобы разделаться с нами до наступления темноты. Наша рота была на последнем издыхании, к тому же все изнывали от отсутствия воды и пищи. Узнав о нашем бедственном положении командир батальона Моздестан, также потом героически сложивший голову, передал по рации:

— Если устали, возвращайтесь.

Однако Али твёрдо ответил:

— Будь спокоен… Усталость ни при чём. Я до последней капли крови, до последнего вздоха останусь здесь и не отступлю.

Услышав такие слова, командир батальона тоже окреп духом и от всей души поблагодарил Али. Этот мужественный ответ, который до сих пор отдаётся эхом среди скалистых гор, всё время продолжает звучать в моих ушах.

Я сидел в достаточно глубоком овраге вместе со связным, санитаром и несколькими солдатами. Али тоже пришёл и сел чуть поодаль на каменном выступе.

— Фиников нет? — спросил он у меня.

— Есть, в рюкзаке, — ответил я.

Пока Али доставал небольшую коробку фиников, мне тоже захотелось есть.

— Дай мне коробку аджиля[51]. Очень проголодался, — попросил я и принялся за еду.

Открыв коробку фиников, Али шутливо сказал:

— Ну ты и жадина. Они же испортились!

— Слушай, эти финики ещё с начала операции, — ответил я.

Продолжая весело улыбаться, Али принялся за угощение.

Вдруг один солдат, расположившийся в паре метров впереди нас за невысокой окопной насыпью, сказал:

— Али, иракцы отступают.

Продолжая всё так же сидеть на камне и спокойно поедать финики, Али ответил:

— Ясное дело! Вечером они уже не бросаются в бой и уже сейчас начинают разбегаться.

Казалось, не произошло ничего особенного и он заранее знал, чем всё закончится. В такие важные моменты Али чётко, уверенно и спокойно отдавал приказы, демонстрировал силу духа и веры и тем самым ободрял своих бойцов. Хорошо известно, что для победы и успеха любой операции важен настрой командира, потому как если он не сможет контролировать свои эмоции и покинет поле боя, бросив солдат, как ягнят на съедение волкам, то все они погибнут под натиском врага.

Бойцы изнемогали от жажды, поэтому Али связался по рации с командиром батальона и попросил прислать нам немного воды, потом вернулся и снова уселся на каменный выступ. Испытание бойцов его роты и его самого подходило к концу, и противник отчаянно, смущённо и униженно убирался восвояси. Солнце клонилось к горизонту, чтобы засвидетельствовать перед будущими поколениями и перед самим Господом мужество и стойкость преданных ему людей.

Все мы были в предвкушении того, что по окончании этого тяжёлого, изнурительного дня нас ждёт отдых и веселье с осознанием достойно выдержанного испытания. Хотя пехота противника уже скрылась, миномётный огонь становился всё сильнее. В этот момент связной и ещё несколько бойцов принесли двадцатилитровую канистру воды. Мучаясь от нестерпимой жажды, несколько солдат окружили канистру. Погружённый в свои мысли, Али продолжал спокойно и торжественно улыбаться, не обращая никакого внимания на то, что творилось вокруг него. Я встал с места и стал браниться на солдат за то, что те бросились к канистре, ведь противник продолжал вести сильный огонь, и каждую минуту могла случиться беда. Согласившись со мной, Али сказал:

— Ребята, он прав. Не толпитесь у воды. Всем хватит.

Я хотел было сесть, но вдруг услышал свист снаряда, а в полуметре от нас пуля попала в землю. На мгновение мне показалось, что каска впилась мне в голову, и я уже не понимал, что происходит вокруг.

Сняв каску, я увидел на ней кровь. В этот же момент меня неожиданно заставил опомниться стон Али, а когда я обернулся, его глаза уже закрылись навсегда и больше ничего не видели. Он ушёл вместе с солнцем, чтобы в Судный день взойти ещё ярче. С полной уверенностью Али ответил на возглас «О обретшая покой душа, вернись…»[52], а я с самого начала знал, что Господь вознаградит Али за этот полночный стон, и его награда будет самой достойной.

* * *

В городе Азадшахр в провинции Мазандаран между деревнями Туране-Торк и Туране-Фарс на тихом кладбище виднеются несколько солдатских могил. На надгробии одной из них высечено несколько простых фраз: «Героически погибший басидж Али Гаффари. Место гибели — город Мусиян