Мой командир - [34]

После создания региональных отделений КСИР Мохаммад стал командиром седьмого отделения, в ведение которого входили провинции Хамадан, Бахтаран, Курдистан и Илам. Получив назначение, Мохаммад сразу же предложил создать военную базу Хамзы Сейеда аль-Шохады[67]. Командование решило, что руководство ею Мохаммад тоже должен взять на себя, но он отказался. Наконец по многочисленным просьбам других командиров он согласился занять должность заместителя командующего, чтобы из этого священного оплота добивать едва дышащую контру. Другой его инициативой было создание специальной бригады Шохада, что вызвало у бойцов большой энтузиазм; бригада эта добилась впоследствии серьёзных побед.

Мохаммад был настолько большой души человек, что в свободное время, обычно по вечерам, ходил по тюрьмам к «раскаявшимся»[68], с присущей ему простотой и великодушием садился рядом и терпеливо выслушивал всё, что ему говорили. Он по-братски объяснял им, в чём суть их заблуждений, до поздней ночи беседовал с ними на различные темы, оставался ночевать, спокойно спал среди них и даже делал зарядку. Такой его подход особенно вдохновлял «раскаявшихся», так что многие из них вступали в борьбу с контрреволюцией, а некоторые даже пожертвовали ради этого своей жизнью.

Приведу несколько примеров, позволяющих лучше представить уникальный характер Мохаммада. Помнится, один из командиров КСИР по имени Насер Каземи, который был боевым товарищем Мохаммада и очень его любил, участвовал в операции по освобождению трассы Банэ — Сардашт[69]. Исход этой операции был чрезвычайно важен, и оба товарища в тесном взаимодействии друг с другом командовали отведёнными им частями. В ходе наступления кое-кто попросил Каземи:

— Передайте от нас Боруджерди, чтобы они не так быстро продвигались вперёд, а то могут понести серьёзные потери.

Я присутствовал при этом и видел, как Мохаммад, весь покраснев, рассерженно ответил:

— Если вы признаёте командование, то командую здесь я. Не берите на себя лишнего.

Во время освобождения трассы и разгрома позиций контры погибли некоторые товарищи Мохаммада, которые тоже были командирами, поэтому после их гибели Мохаммад взял на себя непосредственное командование операцией по освобождению труднопроходимого участка Пираншахр[70] — Сардашт, каждую минуту передвигаясь и воюя плечом к плечу с другими солдатами.

Однажды мы расположились на одной из баз в окрестностях Урмии[71], как вдруг пришло сообщение, что терпит бедствие вертолёт, на борту которого находятся Боруджерди и два его спутника. Мы тут же бросились на помощь, а когда оказались на месте аварии, остолбенели, увидев столь неожиданную картину. Вертолёт был весь искорёжен, но пилот и все пассажиры выжили. Только у Мохаммада правая нога застряла под обломком фюзеляжа. Явно был серьёзный перелом, но он и вида не подавал, что ему больно. В ту же минуту прибежали запыхавшиеся жители одной из окрестных деревень, которые издалека видели крушение вертолёта, и мы все вместе начали оказывать помощь пострадавшим. Один из бойцов КСИР, который изо всех сил старался вытащить из-под обломков сломанную ногу Мохаммада, отчаянно закричал на местных жителей, от всей души помогавших спасать раненого:

— Осторожнее! Аккуратно вытаскивайте!

Мохаммад, всё ещё находясь в беспомощном состоянии с зажатой под обломками ногой, посмотрел на бойца и сказал:

— Почему вы не обращаетесь с людьми так, как подобает истинному мусульманину?!

Когда Мохаммаду рассказывали, что некий солдат говорил про кого-то обидные слова, он не придавал этому никакого значения, пропуская такие жалобы мимо ушей. Если же он иногда обижался на какие-то замечания в свой адрес, то в конце всегда повторял такую фразу: «Господи, прости меня!»

Поначалу мы думали — он обижается на то, что солдаты говорят о чём-то у него за спиной, но Мохаммад ласково и добродушно говорил нам на это: «Я огорчаюсь из-за того, что такие прекрасные люди берут на себя грех и сплетничают о столь недостойном человеке, как я».

Мохаммад не терпел лжи. Я помню, как однажды в штабе КСИР в Мехабаде[72] после общего намаза мы читали молитву «О Аллах, возвеличилась беда и исчезла тайна…»[73] По окончании молитвы Мохаммад неожиданно встал и, обращаясь ко всем, сказал: «Братцы, неужели так возвеличилась беда? Неужели мы потеряли последнюю надежду и нам осталось только просить помощи у Бога? Братцы, будьте бдительны и не произносите ни одного слова неправды. Спаси Господи…»

Боруджерди всегда избегал интервью с журналистами и телевизионных камер, стараясь быть подальше от лишнего шума и оставаться в тени. Он всегда уверенно говорил: «Не снимайте меня на камеру. Снимайте тех солдат, которые воюют».

Как-то раз во время освобождения трассы Банэ — Сардашт, когда Мохаммад уже был в окрестностях Сардашта, один телевизионщик снял его на камеру. Мохаммад крайне деликатно подошёл к нему, взял плёнку, на которой он был заснят, и порвал её в клочья. Он настолько подавлял свою гордыню, что во имя ислама был готов выполнить любую службу, взять на себя любую ответственность. Ему было безразлично — командовать или подчиняться.