Мой командир - [22]

* * *

Дело было днём. Я сидел в окопе и слушал, как по транзистору читали стихи:

О, влюбленный безумец, на мгновение зайди в питейный дом,

Кубок вина возьми и после прочитай молитву[13].

Раздатчики позвали солдат ужинать. В тех местах ужин привозили рано, когда было ещё светло и солнце сильно припекало. Получив миски, солдаты один за другим отошли от машины, и я оказался последним в очереди. Залезая в окоп, я заметил Мадани, который на своём красном мотоцикле свернул с дороги на Чамран[14] и ехал в нашу сторону. Я хотел быстро поставить миску и вернуться, чтобы выбежать ему навстречу и поздороваться. Шум уезжавшей машины полевой кухни слился с ревом мотора мотоцикла Мадани, подъехавшего совсем близко. Вдруг в воздухе раздался страшный грохот миномётного снаряда! Голова у меня пошла кругом. Произошёл невероятной силы взрыв, и весь окоп накрыло дымом и пороховым газом. В испуге я стал прислушиваться, чтобы понять, кто кричит. Как же было тяжко! Оказалось, что кричит Мадани. Такой крик из-за гордости и самообладания Мадани ещё, наверное, никогда не вырывался из его груди. В скором времени я понял истинную причину этого. «О Абуль Фазл… О Абуль Фазл[15]…» — громко стонал он.

Я подбежал к нему раньше всех и увидел, что он весь покрыт пылью. Мотоцикл упал ему на ногу, и несчастный продолжал громко кричать. Я растерялся. Потом, взяв его под руки, я решил вытащить его из-под мотоцикла, но… Голова у меня вновь закружилась. Его левая нога, державшаяся лишь на тонкой коже, застряла под мотоциклом, а из пробитого бака на рану сильной струёй лился бензин.

В панике я поднял мотоцикл с ноги Мадани, которая, свисая вниз, волочилась за ним по земле, пока я волоком тащил его до окопа. Вскоре подоспели другие солдаты, и общими усилиями мы перевязали ему ногу выше колена. Когда мы укладывали Мадани в машину скорой помощи, мне запали в душу его последние слова: «Я вернусь через десять дней».

* * *

Настала Ашура[16], и я успел сильно соскучиться по Мадани. Говорили, что он нынче придёт, но никто в это не верил. Наконец все увидели его своими глазами. На одной ноге и с двумя костылями он прошёл пустыню Шаламче и добрался до самой линии фронта, и при этом даже не позволил товарищам чем-то ему помочь…

Ахмад Кавери Ночь на заливном лугу Перевод с персидского Светланы Тарасовой

Этот короткий рассказ посвящён памяти мужественного героя сейеда Алирезы Гавама, служившего помощником командира батальона Нух[17] двадцать первой дивизии имама Резы (да будет мир с ним!)[18]. Рассказ поистине велик и славен, хотя он больше похож на вымысел, нежели на реальность… И пишу я его для тех, кто твёрд в своей вере!

Стояла ночь, и на заливном лугу царила тишина. Я тихо рассекал вёслами поверхность воды, и лодка спокойно плыла вперёд. Алиреза стоял на носу лодки спиной ко мне и смотрел перед собой. Я знал о его волнениях и прекрасно понимал, о чём он тогда думал: о том же, о чём и все мы, солдаты батальона Нух.

На следующую ночь было назначено наступление — операция «Кербела-5»[19]. От мыслей о завтрашнем дне у меня сильно щемило сердце. Нечто тревожное и вместе с тем прекрасное волновало мою чуткую натуру и, словно лавина, будоражило разум.

Вот реальная картина той ночи.

Она отчётливо предстаёт перед моими глазами в тот момент, когда я пишу эти строки.

Соберись же с мыслями!

По приказу Алирезы я лёг на дно лодки. В щели просачивалась холодная вода, и лицо у меня сразу замёрзло. В то же время я почувствовал запах заливного луга и зелёных стеблей тростника. Я глубоко вздохнул, на мгновение закрыл глаза и вдруг сквозь веки увидел какой-то яркий отблеск. Прямо над нашими головами зажглась сигнальная ракета. В скором времени лодка продолжила плыть в тиши заливного луга. Я спокойно работал вёслами, а Алиреза молча смотрел вперёд.

* * *

Я познакомился с Алирезой двадцатью днями ранее в соборной мечети Кашмера[20].

В тот день после завершения операции «Кербела-4»[21] мы сидели с товарищами и обсуждали её проведение. Когда вошёл Алиреза, почти все знавшие его ребята сразу подошли к нему. Он был молод и отличался высоким ростом. Одежда на нём до сих пор была в пыли. Даже из гетров можно было высыпать пригоршню южного песка. Он пожал руки всем по очереди и с ходу крикнул: «Кто едет?»

Два дня назад мы вернулись с «Кербелы-4» и сейчас по настоянию Алирезы должны были ехать в Шаламче.

* * *

В лицо дул прохладный зловонный ветер. Отовсюду доносились какие-то шорохи. Алиреза повернул голову, и я, смотревший на него до этого сзади, стал в темноте искать взглядом его глаза. Он кивнул, и я причалил к берегу. Здесь и начиналась дорога.

— Я пойду всё проверю. Скоро вернусь! — сказал Алиреза.

Он сошёл с лодки и тихо проскользнул сквозь тростник.

* * *

В поезде мы ехали в одном купе. Ночная дорога располагала к тому, чтобы ближе узнать человека, которому суждено было стать нашим командиром. Скромность, сдержанность, благонравие и красноречие — даже по отдельности все эти достоинства могли бы вызвать во мне расположение к человеку. Он наклонился к окну и смотрел на пустыню. Я тоже разглядывал её очертания при блёклом свете луны. Другие солдаты о чём-то разговаривали. Обернувшись, я заметил, что Алиреза смотрит в мою сторону.