Мой командир - [20]

Третий снаряд угодил в основание скалы.

Камень у него под ногами содрогнулся, и ему с трудом удалось удержать равновесие. Здоровенные булыжники вместе с покрывавшим их снегом кубарем покатились вниз.

Он посмотрел на деревенские дома за деревьями. Кое-где над крышами поднимались в небо тонкие струйки голубого дыма. Он вдохнул запах. Пахло свежевыпеченным хлебом, горячим и вкусным.

Четвёртый снаряд снёс половину каменного выступа на склоне горы, и скала с ужасающим грохотом обрушилась вниз. Ему в лицо брызнули осколки льда и камня.

Больше времени не оставалось.

Вдруг всю долину внизу заполонили мужчины в чёрных одеждах. Опираясь на посохи, они приближались неспешно и чинно. Он стащил с пальца бирюзовый перстень и швырнул в их сторону. А они всё шли, печальные и величественные, с горящими факелами в руках.

Взрывная волна сбила его с ног. Раскалённый воздух обжёг лицо.

— Контрольный выстрел, — сказал он. И в последний раз закрыл глаза.

Мужчины в чёрных одеждах были там, по ту сторону его опущенных век. Они подходили ближе, ближе… Окружив «его» дерево, они повторяли слова молитвы. Он не мог как следует расслышать. Он весь превратился в слух.

Где-то далеко орудие выстрелило в шестой раз.

Весна 1374 (1995)

Рахим Махдуми Я вернусь в день Ашуры Перевод с персидского Светланы Тарасовой

— Где же ты его видел? — спросил Хадеми. — Я целый год служил под началом этого человека и до сих пор не могу прийти в себя. Этот Мадани стоит целой дивизии! Не знаю уж, плакать или смеяться над этим чудаком. Только вот иногда, вспоминая его, я леденею от ужаса, а потом, бывает, таю от умиления.

Внешне он напоминал забитого мальчишку, — вспоминал Хадеми. — Как говорили ребята, он имел внешность человека целеустремлённого: весьма худощавый, со впавшими глазами и выступающими скулами. По сравнению с простыми людьми он считался заморышем, что уж говорить о верзилах, которых с каждым днём разносит всё больше. Но вся правда в том, что эти важные толстосумы со всем их добром не стоили и одного его ногтя.

Каждый, кто слышал имя Мадани, думал увидеть настоящего великана, — продолжал Хадами, — но, встретившись с ним впервые, принимал его за батальонного связного или, в самом лучшем случае, за связиста. Однако, узнав, что перед ним сам командир батальона, да ещё и танкового, бедняга, не веря своим глазам, шептал себе под нос: «Боже Всемогущий».

После этих слов Хадеми начал свой рассказ:

— В тот день у нас был тяжёлый бой с иракскими танками. В конце концов, с большими усилиями, израсходовав все снаряды, мы смогли подбить почти все машины. Несколько уцелевших поспешили скрыться. Признаться, это они хорошо сделали, ведь если бы они остались и продолжили бой, то, ей-богу, у нас бы не хватило снарядов и патронов, чтобы дать им отпор. Мы успокоились, думая, что теперь можно будет вздохнуть спокойно. Обрадовавшись, что теперь можно перевести дух, мы не успели даже прийти в себя, как вдруг прогремел страшный взрыв, от которого половина насыпи взлетела на воздух… О Господи! Через мгновение донёсся ещё какой-то звук. Это был рёв иракского танка, ехавшего на нас прямо за насыпью. Невозможно описать, что я пережил за эти секунды. Скажу только, что рёв танка с каждым мгновением становился всё громче, а у нас ведь закончились все боеприпасы и защищаться было нечем. Казалось, его гусеница протяжно ложится прямо на грудь и моё сердце вот-вот выскочит наружу. Не было не только боеприпасов, но и сил, чтобы обороняться. С калашом на танк не попрёшь!.. Боже мой… И вдруг опять Мадани. Он взял автомат, перелез через насыпь и со своим красивым азербайджанским акцентом крикнул: «Ребята, я пошёл!»

Куда?! Но Мадани не привык долго объяснять. Каждый, кому было интересно, должен был последовать за ним. Мы своими глазами видели, как он уходит, но всё равно не могли поверить в реальность происходящего. Наконец мы, как ошпаренные, бросились на насыпь. Мадани нетерпеливо зашагал к танку, словно к старому другу, которого не видел тысячу лет, а тот стоял на своём месте, как будто готовясь заключить его в свои объятья. «…Мадани! Ты что творишь?! С ума спятил? … Вернись!» Автомат на его плече качался, как лопата у крестьянина, и он продолжал уверенно идти вперёд. Танк стоял до этого неподвижно, но вдруг его ствол повернулся! Мне он показался копьём, которое вот-вот вонзится прямо в сердце человека. Ствол продолжал поворачиваться, пока наконец не остановился чётко перед Мадани. Один из наших по фамилии Рахмати зачерпнул в руку горсть земли и непроизвольно сжал её в кулаке. С каждой секундой Мадани подходил всё ближе и ближе. Зачем же он это делал? Это было известно только самому Мадани и Всевышнему.

Остановившись от танка в нескольких шагах, Мадани нагнул голову, как забитый мальчишка, и уставился на него в упор. Казалось, он ждал, чтобы танк с ним заговорил. Конечно же, тот тоже был ошеломлён происходящим, равно как и мы, шокированные таким поступком, поэтому не решался открыть огонь. Это была тяжёлая минута. Не для Мадани, а для нас. Как будто на хрупкие, слабые плечи взвалили огромный, тяжёлый валун! Голова раскалывалась на части и кружилась, свет мерк перед глазами, всё тело сковал страх. Неужели сейчас?