Мой дядя Адриано - [38]

Шрифт
Интервал

«Если у вас под рукой есть лист бумаги и карандаш, – писал Маурицио Костанцо в газете Il Messaggero, – пометьте себе: суббота, 3 октября 1987 года, с 20:35 до 23:45. Именно тогда итальянское телевидение достигло дна. Именно тогда мы стали свидетелями того, как «Титаник» затонул в прямом эфире. Жемчужина телеканала RAI, «Фантастико» беспомощно скрылась под толщей вод, провожаемая бездумным, безразличным взглядом того, кто должен был стать ее доблестным лидером, бесстрашным капитаном – Адриано Челентано, человека, навеки возглавившего хит-парад эгоистов».

Очень зол был и Антонио Риччи, создатель и вдохновитель сатирической передачи «Лента новостей» (Striscia la Notizia): «Передачу смотрела куча народу, это было похоже на трагедию в Вермичино»[108].

«Четырнадцать миллионов зрителей? Именно так, – прокомментировал Джанкарло Магалли, – это как если бы вы собственными глазами увидели землетрясение в Сан-Франциско – ужасающе. Челентано думал, что ему удастся избежать последствий с помощью своей харизмы и чувства юмора, но он сам себя загнал в ловушку».

Не менее язвителен Лука Гольдони: «Дорогой Челентано, бросьте это дело. Один старый поклонник хочет сказать – вы слишком умны, чтобы быть глупым ведущим».

Резкий, но красноречивый Пиппо Баудо: «Не хочу никого осуждать. Я видел это представление с первой до последней минуты, но было бы слишком грубо высказывать сейчас то, что я об этом думаю».

Мариучча Чиотта не только оправдывает, но и хвалит Адриано: «Никогда еще лавина не была столь единодушна в выборе цели и не обрушивалась с такой силой на нечто сошедшее с экранов телевизоров, как в случае с «Фантастико» Адриано Челентано. Пресса в едином порыве кинулась обвинять Пружину в том, что он нарушил традиции субботнего вечера… Челентано стал отмычкой в дверце блестящей, но уже приевшейся, никому даром не нужной машины, везущей ТВ-шоу на последнем издыхании. Он не только смутил аудиторию своим мягким, тягучим темпом, то и дело разрывающимся вспышками молчания – причина, по которой более или менее заинтересованные люди во всеуслышание призывали вчера уволить его, – но и затронул те запретные темы телевизионной цензуры, которые каждый ведущий клянется скрывать от аудитории всеми силами… Челентано с потрясающей виртуозностью вел свои уникальные викторины… он сотворил великолепную сумятицу… он забыл о правилах, он нарушал хронометраж, он говорил с невидимым собеседником… Челентано разрушил и шаблон передач, который ввел Баудо… Челентано подарил нам несколько минут эстетического и политического наслаждения».

Адриано многословно ответит на обвинения в «телекатастрофе», и этот ответ будет опубликован в книге Лино Яннуцци «Пророк и фарисеи»[109]. Там он вернется к этой истории и перескажет ее с немалой долей самоиронии. Мы процитируем этот отрывок полностью:

Вечером журналисты ворвались в мою гримерку с криками: «Это катастрофа, колоссальная катастрофа, беспрецедентная в истории телевидения». И даже Маффуччи, отличный парень, который всегда делал то, что я говорил, глянул на меня удрученно и развел руками: все твердят, что тебя уволят. Я лег спать, я устал, всю программу меня терзала ужасная головная боль. Я крепко спал и проснулся поздно. Клаудия читала мне заголовки с первых страниц газет: «Телевизионная катастрофа, катастрофа в «Фантастико», крах Челентано, грубая самодеятельность, телецирк, смерть во плоти, много бессмысленного молчания, паузы, неопределенность, импровизация, насмешка над четырнадцатью миллионами итальянцев, итальянцы не хотят видеть Челентано ведущим, нет, дорогой Адриано, так не пойдет, Челентано не у дел, Челентано должен измениться, увольте его, отправьте его домой, как мрачна суббота в деревне»[110]. Мне было смешно, я не видел таких заголовков даже после катастрофического землетрясения или во время войны во Вьетнаме. Я доковылял, как был – в трусах и майке, до кресла, попросил включить кассету с записью передачи. «Дайте мне взглянуть», – сказал я. Рядом были мои друзья и Клаудия, они молчали, она выглядела печальной. Я смотрел на экран, а они смотрели на меня, и когда я начал смеяться, они глянули на меня как на сумасшедшего, я так пятьдесят лет не веселился. А они смотрели на Челентано, который смотрел на Челентано и смеялся, и они не знали, что делать, тоже смеяться или вызвать врача. Я смотрел, как Челентано ходит по сцене, молчит, и чем больше проходило времени, тем тягостнее было это молчание. И я подумал о четырнадцати миллионах итальянцев, на которых каждый вечер обрушиваются потоки слов, и они тонут в них, даже не успев осознать, что им говорят. Я смотрел на Челентано, который не пел в течение всего шоу, а это было его дебютное шоу, и я думал о миллионах итальянцев, которые годами покупали и покупают десятки миллионов его пластинок, и в тот вечер они уселись перед телевизором, чтобы послушать его песни, но не услышали ни единой ноты и не увидели шоу… Я смотрел, как Челентано говорит о кофе и стиральном порошке, о детях в Африке и очень по-своему ведет викторины, и думал о Берлускони, который живет на доходы от рекламы, он все свое состояние построил на рекламе, он купил на свои миллиарды всех звезд RAI только для того, чтобы они рекламировались на его каналах… И я подумал о газетах, заголовках, журналистах, критиках, философах, социологах, обозревателях, дизайнерах костюмов (не знаю, правильное ли это слово для тех, кто пишет статьи о костюмах) и растрогался, я почувствовал благодарность к этим людям и тому, что они сказали и написали. Потому что они видели все насквозь и все поняли; в своем стремлении уничтожить «Фантастико» и меня они выявили, перечислили и безупречно проанализировали, одно за другим, все новшества, все действительно важные вещи в шоу: тишину, паузы, интервью, занавески, кофе, стиральный порошок, деревню; они отметили все ключевые точки моего «Фантастико», и они объяснили их гораздо лучше, чем я сам мог объяснить. Это культурное чудо, и для меня это было как озарение, как откровение. Я пять месяцев не мог ничего объяснить ни руководству RAI, ни организаторам, ни авторам, ни актерам, ни даже гостям. В течение нескольких месяцев авторы слушали меня, словно какого-то пророка, но я не мог написать ни строчки. Актеры ловили каждое мое слово и были в отчаянии, потому что не понимали, в чем заключается их роль. А гости не хотели приходить, боялись, что я выставлю их в плохом свете. Тем утром все газеты нападали на «Фантастико», и чем больше было нападок, тем лучше они объясняли суть передачи, самые яростные критики растолковали лучше всех. Я посмотрел кассету и спустился в вестибюль отеля «Хилтон», где меня ждали журналисты с самодовольными и насмешливыми лицами, они жаждали узнать мое мнение. «Я видел трансляцию, – сказал я им, – и это именно та трансляция, которую я задумал». – «И вы считаете, что ничего не надо менять?» – «Абсолютно. Ну, может, иногда занавес поднимается чуть раньше или чуть позже, чем надо, но больше я бы ничего не поменял. Передачу ждет большой успех».


Рекомендуем почитать
Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.