Мой дядя Адриано - [40]

«Мы с Дарио, – говорит Франка, – знаем его очень давно, и я хорошо о нем отзываюсь не потому, что он привел меня обратно на телевидение. Я помню его с того момента, как он решил стать певцом, и считаю, что он может делать все, что захочет. Он мне очень нравится. Я думаю, что даже ошибается он искренне».

Текст, который Раме взяла из газеты Donna за 75-й год, был прочитан без всякой цензуры, так, как она тысячи раз читала этот монолог в театре. Одна на сцене, откинувшись всем телом на спинку стула, Франка во всем черном – черный свитер, черные брюки и черные сапоги. Единственным цветным пятном был розовый шарф.

«Красный цвет, – сказала она, – лучше не использовать. Никто бы не подумал, что это исключительно ради создания образа, все стали бы проводить аналогии с моими политическими взглядами. Для этого монолога мне важна сдержанность во всем».

Это было откровенное и драматическое произведение, которое шло вразрез со всем, что мы привыкли видеть по телевизору. На фоне темного неба, усеянного редкими звездами, Раме рассказала историю женщины, которую трое мужчин подвергли насилию в кузове фуры: окурки, которые они тушили о ее шею и лицо, бритвенные лезвия, которыми они яростно терзали ее кожу, и половой акт в финале. Затем она говорит, что умирает. Мужчины верят и, напуганные таким исходом, заставляют ее выйти из фуры, в которой они совершили насилие. Она остается одна. Не зная, идти ли ей в полицейский участок и сообщить о случившемся, или вернуться домой, она говорит: «Мне хочется упасть в обморок – от ярости, от унижения, от отвращения, от тысяч плевков, в которых тонут мои мысли, и оттого, что я чувствую, как эта слюна сочится наружу».

Драматический монолог окончен. Но тяжелая атмосфера, в том числе и та, которую создала своей игрой актриса, надолго остается в Театро делла Витториа, где проходила съемка передачи. Даже Челентано не хотел разряжать ее шутками. Просто сказал: «Когда я стоял перед тобой, во время этого монолога, мне было стыдно оттого, что я – мужчина».

После трансляции монолога Франки Раме в прайм-тайм руководство RAI понимает, что Челентано неуправляем. Дирекции могут предоставить максимум какие-то фрагменты передачи, но уж точно не тексты монологов Адриано, и это заставляет начальство волноваться. Синдром цензуры на государственном телевидении слишком силен, несмотря на кое-какие подвижки. Вечерний субботний телеэфир находится в руках человека, которого Умберто Эко назовет «новым Мартином Лютером»[117]. И он на всю катушку пользуется своими возможностями. Позже, отвечая на критику «Фантастико», Адриано так опишет свой способ создания передачи: «У их телевидения нет будущего, все эти заранее записанные и смонтированные шоу – это предсказуемо, а предсказуемость всегда ограничивает. Мой прямой эфир безграничен, он не имеет пространственных и временных рамок, потому что он непредсказуем: не только из-за непредвиденных событий, которые могут произойти во время шоу, это не так важно, но и в плане реакции зрителей в студии, их вовлеченности и участия в процессе. Я играл со зрителями, и зрители играли со мной, они знали, что я не обманываю и всегда играю честно».

Однажды он сделал то, на что никто никогда не осмеливался: демонстрируя силу телевидения и его способность управлять поведением людей, он «приказал» зрителям выключить свои телевизоры на пять минут. Самое невероятное, что заставило всех менеджеров RAI подскочить на стульях, – восемь миллионов человек послушались Адриано и выключили телевизоры. Адриано играет с пультом дистанционного управления, демонстрируя всю коммуникативную мощь телевидения, но для RAI и рекламодателей это не игра. Медийная власть Адриано все больше и больше беспокоит руководство RAI, но к этому времени Челентано-торнадо уже не остановить. Вот как, согласно книге Лино Яннуцци «Пророк и фарисеи», дядя вспоминает тот самый вечер, когда он, не поставив в известность руководство RAI, подготовил большую сенсацию – попросил миллионы людей выключить свои телевизоры:

Среди журналистов прошел слух, что ничего особенного не будет, простой музыкальный выпуск… Как обычно, никто этого не заметил, но и танец, и свет – все было подготовлено специально ради одного события. Человек пятьдесят набилось в одну маленькую комнатушку, все ловили каждое мое слово. Они знали, что мой монолог был гимном миру, но подозревали, что этим дело не ограничится. Я объяснил, что в какой-то момент на сцену выйдет девушка с бутылкой минеральной воды, после чего я попрошу людей о чем-то важном… Я попрошу их выключить телевизор на пять минут. В мгновение ока комнатушка опустела, а новость быстро расползлась по коридорам, как ядовитый газ. Кастеллано и Пиполо отвели меня в сторону и сказали: «Ты зря это затеял, во-первых, потому, что ты повторяешься, ты уже такое делал, когда просил переключить канал[118], во-вторых, потому, что никто не выключит телевизор». Через пару метров меня перехватил Маурицио Микели: «В этот раз шоу и правда закроют, зрителей останется раз-два и обчелся». На следующий день на рассвете мне в отель позвонил Фусканьи. Он заикался и едва выговорил: «Они выключили, восемь миллионов человек». Восемь миллионов человек, – заключил Адриано, – выключили свои телевизоры. Они выключили не просто телевизор, а телевизор, принадлежащий правителям страны… Потому что хотели каким-то образом показать – они устали от того, что их водят за нос.