Эта тоже некогда загородная местность, расположенная по обеим берегам Яузы (См. [Примечание 6 ]), получила репутацию места опасного, связанного с нечистой силой. В литературе эпохи романтизма этот миф нашел яркое отражение в великолепной повести Антония Погорельского «Лафертовская Маковница» (1825), которой восхищался Пушкин, а ровно столетие спустя в не менее замечательной «гофманианской» повести Александра Чаянова, озаглавленной весьма витиевато – «Необычайные, но истинные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина, записанные по семейным преданиям московским ботаником Х» (1924). Благородные герои обеих повестей сталкиваются с враждебными действиями нечистой силы, которая пытается запутать их, вовлечь в пространственно-временной лабиринт, «кружить по сторонам», но в конце концов добро всё же побеждает. Инфернальная (то есть «адская», бесовская) репутация Лефортова, по всей вероятности, была связана с памятью о связях этого топоса с немецкой, а следовательно, с «не нашей», нечистой стихией, в особенности с деятельностью «чернокнижника» Брюса, это воистину московского Фауста. Чаянов, который был большим знатоком старой Москвы ([4], 8–10), прямо указывает на то обстоятельство, что нечистая сила заинтересовалась его героем, графом Бутурлиным, с того момента, когда тот начал встречаться с Брюсом. К тому же район Лефортова и Горохового поля с окрестностями был тесно связан с жизнью и деятельностью московских мартинистов, а в его границах располагалось несколько масонских локусов.
Позволю себе, однако, ограничиться этим скудными сведениями и отослать читателей к соответствующей работе Т.В. Цивьян, весьма содержательной, воплотившей в себе лучшие традиции структурно-семиотического литературоведения. и посвященной Лефортову с его «чертовщиной» ([7], 72–91).
