Морозные узоры - [2]

Завидели мое изношенное тело…

О, сколько мне еще идти!

Проклятый круг земли! Мне всё в тебе знакомо,

И тайны полюсов, и гул народных масс;

В любом углу земли я буду вечно дома,

В любом углу земли я был десятки раз.

Одно лишь место есть, одно… Туда не смею

Я близко подойти, туда боюсь взглянуть,

Едва приблизившись, немею:

Оттуда, с той горы я начал путь.

Там из кровавых уст раздался скорбный голос.

В те дни я был велик, а Он так слаб.

С смиреньем Божества медь Разума боролась.

Но взял Он смерть мою, и вот – я раб.

За долгие века несет мученья

Мой одинокий дух. Но гордому врагу

Не победить его. О, мщенья, мщенья!

Ведь я еще отмстить Тебе могу!

Отдай мне смерть, разбей на мне оковы, –

Тогда борись со мной!..

Угрозы и мольбы

Стихают.

Небеса прекрасны и суровы.

Свобода – далеко. Кругом – рабы.

<1904> 24 сентября, Москва

ШТОРА

Каминных отблесков узор

На ткани пёстрой шторы,

Часов бесстрастный разговор,

Знакомых стен узоры.

Поёт усталый самовар.

На полках дремлют книги.

За шторой – стынет зимний пар.

Часы считают миги.

Часы бегут, часы зовут,

Твердят о бесконечном.

Шум самовара, бег минут,

В душе – тоска по вечном.

За шторой – льдистых стёкол мрак.

В туманной мгле мороза

Полозьев скрипы, лай собак,

Кряхтенье водовоза.

Откинуть штору или нет?

Взглянуть или не надо?

Там шорох мчащихся планет,

Там звёзд лазурных стадо.

Нет, не хочу. Здесь у меня

Знакомые узоры

И те же отблески огня

На ткани пёстрой шторы.

<1904> 22 ноября, Москва

ОДИНОЧЕСТВО

Лишь одиночество мне свято.

В нем мой кумир и божество,

И ласкам женщин, дружбе брата

Я предпочту его, его.

Нисходят редкие минуты,

Когда, земное разлюбя,

Себе равны, в себе замкнуты,

Мы познаем самих себя.

Тогда, провидцы жизни новой,

Постигнув звезд предвечный бег,

Мы видим Свет, мы слышим

Слово Нам чужд и странен человек.

Зато как радостно-желанно

Вдали от шумных городов

Мечтать спокойно, грезить странно

Вверяться тайнам облаков!

Да, одиночество – святыня,

В нем неземная красота.

Прими меня, моя пустыня,

Моя последняя мечта!

<1904> 5 декабря, Москва

СУМАСШЕДШИЙ

Ничто не нужно мне теперь.

Я полон медленным покоем.

Из дальних дебрей сонный зверь

Меня встречает братским воем.

Оскалит месяц желтый рот.

Смеются призраки в пустыне.

Брожу по кочкам, меж болот,

Ничем не связанный отныне.

О, смейтесь, смейтесь надо мной!

Всё, чем живу я, только сказки.

То месяц, скучный и пустой,

Передо мной танцует в маске!

Но равнодушен я к нему.

Мне в этом небе всё знакомо.

Я слишком долго видел тьму,

Ах, скоро ль, скоро ль буду дома!

<1905> 2 августа, Щербинка

ВОЕННОЙ МУЗЫКЕ

Гремящий бог победных маршей,

Люблю твой царственный привет.

Я, становясь с годами старше,

Давно привык к угрозам лет.

Не страшны мне тоска и старость,

Когда я слышу за собой

Литавр грохочущую ярость

И тяжких труб победный вой.

В них вдохновенные тревоги

Зовут свершить и умереть,

Как будто солнечные боги

Вселились в блещущую медь.

О, голос меди благородной,

Ты, пышно-царственный привет!

Внимая твой призыв свободный,

Я не боюсь тяжелых лет.

<1905> 2 сентября, Москва

"Сад весенний непогода..."

Сад весенний непогода

Облегла свинцовой тучей.

Синий купол небосвода

Пронизал зигзаг горючий.

Всё тревожней кличут птицы,

Но упрямо на угрозы

Белоогненной зарницы

Туча сдерживает слезы.

Тщетны гордые усилья:

Вот посыплют слезы градом,

И Весна, простерши крылья,

Разрыдается над садом.

<1906> 10 апреля, Нижний Новгород

ПЕРЕД ПАМЯТНИКОМ ДЕРЖАВИНА

Темнеет статуя поэта

Передо мной в вечерней мгле.

Рука задумчиво воздета,

Почила дума на челе.

В железных складках строгой тоги

Спокойный чудится напев.

И с трех сторон гранита боги

Венчают медный барельеф.

Но в одеянье чуждом этом

Невольный смысл сокрыт для нас:

Поэт лишь в песнях был поэтом,

Меняя форум на Парнас.

Он предпочел, усердьем славен,

Прослыть Фемидиным жрецом.

Лишь пред Фелицею Державин,

Как перед Клио, – был певцом.

И с мудрым именем царицы

Нам гимны пышные близки.

Так летописные страницы

Увядших лавр хранят листки.

<1906> 1 июля, Казань

ХРИСАНТЕМЫ

<Посв. О. Г. Чубаровой>

Плед на ногах, на окнах – лед.

Соленый ветер штору бьет.

Ты здесь со мной, но где мы, где мы?

Я слышу море за стеной.

Весна и ты. Ты здесь, со мной,

Ты принесла мне хрисантемы.

Но я поверить не могу,

Что я стою на берегу,

Куда летим неслышно все мы,

Что растворяюсь я сейчас

В молящем взоре милых глаз,

В дыханье чистой хрисантемы.

Я свой предчувствую полет.

Мой дух весну и море пьет,

А грудь и взоры – странно немы.

Я – полуветер, полусон,

Я – жив, я счастлив, я влюблен,

Я – вечный запах хрисантемы.

24 августа 1907, Нижний Новгород

"Я обречен судьбою на мученья..."

Я обречен судьбою на мученья.

Я в жизненный попал водоворот.

Несусь не сам, – влечет меня теченье

Неумолимых, беспощадных вод

Пустой челнок, отдавшийся бурунам,

Я острых скал предчувствую удар.

О, если б рок сразил меня перуном –

Мне б сладок был мгновенной смерти дар!

Тогда бы я, крутясь в волнах бесстрастных,

В единый миг погибнул, как пловец,

Не долетев до этих скал ужасных,

Сулящих мне мучительный конец.

<1908> 6 февраля, Нижний Новгород

ЗВЁЗДАМ

Уж к ночлегу птицы

Крыльями прохлопали.

Дремлют клумб кошницы,

Спят листы на тополе.

Замерли фонтана

Струи серебристые.

Сладок вздох тумана…

Звезды, звезды чистые!

Думы ли напрасные,

Горе ли жестокое, –