Море в ладонях - [91]

Шрифт
Интервал

Ершов как раз думал: сказать, не сказать о своем разговоре с представителем центропрессы, решил — пока следует воздержаться.

Платонов поднял голову, откинулся на спинку кресла, заговорил совсем спокойно:

— Ломаем копья, портим друг другу кровь, а жизнь неумолима в своем развитии. Сегодня нам говорят, что корду нужен Байнур, а завтра усовершенствуется технология производства и окажется, что можно вполне обойтись другой водой. Но завод-то не перетащишь — это не спичечный коробок. На Березовском ЛПК строится цех кордной целлюлозы мощностью в двести тысяч тонн, Еловский должен давать тоже двести. А потребность нашей промышленности — сто. Поверьте, и химия не топчется на месте. Сегодня корд получают из клетчатки, а завтра получат из нефтепродуктов, и качество будет выше…

Катюша потребовала гостей к столу.

Выпили по бокалу шампанского и по чашке черного кофе.

Возвратился в гостиницу Коренев вечером. Решил позвонить сразу Тане. Еловск дали поздно. В трубке трещало, шипело. Светлана путанно, непонятно что-то пыталась ему объяснить.

— Как заболела?! — кричал Коренев в трубку. — Простыла, что ли? Да не тяните, пожалуйста, что там стряслось?!

Связь, как на грех, работала отвратительно. Хуже того — совсем прервалась.

27

Юрка принес Таню в санпункт, когда она была почти без сознания. Дыхание Тани было хриплым, в глазах страдание. Поддерживая за плечи и ощущая содрогание ее тела, он опустил Таню на больничный топчан, обитый клеенкой, отошел в сторону, пропуская вперед врача. Руки Юрки были в липком и теплом, в голове творилось невероятное. Хотелось куда-то бежать, кричать, звать на помощь, но он не в силах был тронуться с места.

Дежурные врач и сестра, не вдаваясь в расспросы, снимали с Тани одежду. Переговаривались так тихо, что сквозь шум в ушах доносились всего отдельные фразы, слова. Кто-то положил на плечо Юрке руку. Он вздрогнул, как от электрического удара, и обернулся. Вторая сестра, подталкивая его в спину, направляла на выход, в приемную. Он вышел, прижался спиной к стене, закрыл глаза и откинул голову так, что почувствовал затылком холодную штукатурку.

Он слышал за тонкой филенчатой дверью стон, звон металлической и стеклянной посуды, медицинских инструментов и только теперь ощутил, как мелко трясутся руки и ноги. Он подошел к столу, не найдя стакана, хватил несколько глотков холодной, как лед, воды, прямо из горлышка. На графине остались следы его рук. Он выдавил из пачки сигарету, сунул в рот, не переводя дыхания, сделал несколько глубоких затяжек.

— Подложите под голову, — донеслось до него. — Достаньте лед…

И снова ничего не понять.

Он докурил одну сигарету и раскурил вторую, когда из комнаты, где находилась Таня, вышла сестра. Не обращая внимания на Юрку, она прошла к телефону, настойчиво потребовала:

— Сима! Это Людмила Ивановна. Соедини меня срочно с баданской больницей… Проследи только… Очень нужен хирург…

Голос сестры привел Юрку в чувство. Обжигая пальцы, он загасил окурок и сунул его в карман.

Бадан дали незамедлительно.

— Хирурга Карпухина, пожалуйста, — сказала сестра. — Тогда дайте его квартиру.

Со старым и грубым толстяком из Бадана Юрка познакомился летом, когда вывихнул палец и нужно было немедленно вправить его на место. Сделал это хирург не без боли, но быстро и ловко, словно только этим и занимался всю жизнь. Говорил он со всеми на «ты». Тот, кто бывал у него впервые, поражался всегда большим волосатым рукам, где под кожей бугрились, казалось, стальные сплетения мускулов. Такими руками камни дробить, а не делать сложные операции. Хирург приезжал два раза в неделю, консультировал больных и врачей, обещал навсегда перебраться в Еловск, как только достроят больницу.

— А можно его разыскать? — спросила сестра. — Нельзя?

И Юрка понял по голосу, по изменившемуся лицу видевшей виды женщины, что назрела беда.

— Ну? — сказал он, когда сестра опустила трубку.

— Уехал…

— Куда?

— Сегодня суббота. Говорят, на рыбалку…

В одно мгновение Юрка проклял всех рыбаков и врачей. «Коновал толстомордый! Горилла!..» Мысли в его голове работали с бешеной быстротой. Возникали один за другим варианты действий и отвергались. Он готов был бежать по поселку, ловить любую машину, из-под земли добыть «этого старого дурака»… Но машину, он знал, не найдет — поздний час… Если позвонить Головлеву, взять его газик?! И это не дело! Пока шель-шевель, поездка в Бадан и обратно… Надо что-то придумать другое. Срочно! Безотлагательно!

И тут, как это было Юрке ни горько, он понял — выручить может только Дробов. Теперь не до личного. Таня в опасности, может быть, при смерти. Да, это так! Сердце свое он бы вырвал и вложил в Танину грудь! Но не спасет ее даже и это.

Юрка схватил телефонную трубку, удержал сестру за рукав халата.

— Алло! Сима! Это я Блинов Юрий. Давай Бадан срочно! Занят? Разъедини! Таню гады порезали!

На другом конце провода отозвался Бадан.

— Дробова! — крикнул Юрка. — А где? Соедините правление!

У Дробова по линии общества дружбы с зарубежными странами гостили приезжие поляки.

— Андрей, с Таней плохо!

Сестра подсказала:

— Подозрение на проникающее ранение в грудную полость…


Рекомендуем почитать
После ливня

В первую книгу киргизского писателя, выходящую на русском языке, включены три повести. «Сказание о Чу» и «После ливня» составляют своего рода дилогию, посвященную современной Киргизии, сюжеты их связаны судьбой одного героя — молодого художника. Повесть «Новый родственник», удостоенная литературной премии комсомола Киргизии, переносит нас в послевоенное киргизское село, где разворачивается драматическая история любви.


Наши времена

Тевье Ген — известный еврейский писатель. Его сборник «Наши времена» состоит из одноименного романа «Наши времена», ранее опубликованного под названием «Стальной ручей». В настоящем издании роман дополнен новой частью, завершающей это многоплановое произведение. В сборник вошли две повести — «Срочная телеграмма» и «Родственники», а также ряд рассказов, посвященных, как и все его творчество, нашим современникам.


Встречный огонь

Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.


Любовь и память

Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.


В полдень, на Белых прудах

Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!