Море в ладонях - [92]

— Ты слышишь?! Проникающее ранение в грудную полость. Хирурга давай! Быстрей!

Сестра смотрела на Юрку с чувством признательности. Ее лицо просветлело. Этого было достаточно, чтобы он, указав глазами на дверь кабинета, откуда его настойчиво выпроводили, с виноватым покорством спросил:

— Всего на минутку, можно?

— Ты же не врач. — Она нахмурилась. — Неприлично мужчине даже…

Он не мог возразить. Такое уж место Еловск. Почти каждый знает друг друга в лицо. Не соврешь, что ты Танин муж, а Таня твоя жена. «Ну и пускай никогда ею не будет… Только б спасти!»

Прежде чем доложить врачу, сестра показала Юрке на умывальник. Он умылся и вышел курить на крыльцо. В минуты крайнего напряжения парень забыл о преступнике. Теперь, когда вспомнил о нем, загорелся неодолимым желанием тут же его разыскать… Он без суда и следствия… Юрка сжал кулаки так сильно, что побледнели пальцы в суставах. На голове — кепка, на ногах ботинки… Крик Тани заставил тогда позабыть обо всем. Но чутьем одессита Юрка добрал: следы приведут к бывшей «кодле», сделано все неспроста, «кодла» держала реванш… И тут он подумал: «А если уйдет гад?!»

Юрка бросился к телефону, позвонил в общежитие. Уже через несколько минут прибежали в санпункт Люда и Светка. Прибежали, в чем были: в халатах, в туфлях на босую ногу. Дружинники были подняты Мишей. Они осмотрят любую машину, которая выйдет со стройки, поедут на станцию, пройдут по общежитиям, проверят, кто где находится…

Как Юрка ни возмутился в душе, но Люде и Светке таки удалось втиснуться за запертую дверь, краешком глаза взглянуть на Таню. Возвратилась Люда с покрасневшими глазами и сразу платочек к носу… Непонятно в чей адрес, Светка сказала:

— Кобели проклятые, никому нет от них покоя! Угробили девку.

Обозленный Юрка выдавил из себя:

— Будут звонить из Бадана, скажите! На крыльце постою. — Он бы добавил такое… Да ладно…

Но из Бадана никто не звонил. Дробов «рвал» на своем «козле» вдоль речки Быстрой. Огромные заводи, омуты, ямы — излюбленные места рыбаков. Он знал все места, как углы собственного дома. Знал и впервые подумал, что слишком их много. Каждую осень с верховьев рек рыба скатывается целыми косяками в Байнур. Она идет почти ходом, накапливается и задерживается только в глубоких ямах. Тут ее и подстерегают любители спиннинга, закидушек и переметов.

Завидев вдали огонек костра, Дробов почувствовал облегчение. Не иначе, как на противоположной стороне под скалой, с кем-нибудь из приятелей и устроился старый хирург. Место хорошее, близко, час ходьбы до Бадана. Но каково же было его разочарование, когда на голос отозвался председатель сельпо.

— Видел, видел! На Чертов Яр, должно, подался. Часа четыре назад прошел. А мы с сынишком… Там — в верховьях — ищи…

И все же Дробову стало легче. Карпухин уйти мог на Малую Быструю, на Порожную. Тогда бы не найти старика и за сутки.

Газик рявкнул мотором, рванулся в ночь.

Карпухин обрадовался Дробову:

— Да ты, Андрей, никак компанию решил составить!

Небольшая палатка была поставлена, переметы в воде, спиннинг собран и приготовлен. Как только сыграет на яме таймень, — не зевай. Рыба большая, хищная, сильная. Редкая снасть выдержит… В котелке на костре варилась уха. На куске целлофана фляжка, стакан, хлеб, колбаса. Видимо, под закуску хирург успел пропустить «рюмаху». В ожидании коронного блюда перебирал блесны, искусственных мышей — приманки на рыбу.

— Миска-то есть? — спросил хирург. — Ухой угощу! Погода бы не испортилась. Низовка потянула.

Опускаясь рядом на корточки, Дробов сказал:

— Григорий Карпыч, беда… Выручай!

Хирург сквасил лицо, набычился:

— Чего еще там?

— По пути расскажу.

— Ну это ты брось! Имею я право хоть раз в неделю считать себя человеком?.. Да что ты на самом деле! А если я сам загнусь?

— Знаю, имеешь. Сам можешь завтра загнуться…

— Так что же тогда от меня ты хочешь, что?! Не поеду!

Казалось, минула целая вечность, и Дробов потратил такое количество слов, что их бы хватило на трехчасовой доклад, но это казалось. Непристойно ругаясь, хирург складывал спиннинг. Увязав вещмешок, погрузил свое тучное тело в машину. Палатку Дробов свернул в один миг, забросил на заднее сидение.

В горах по макушкам деревьев прошелся напористый ветер. Неискушенный человек мог бы подумать, что в черной пучине ночи над головой вспенились волны и зашумел поток.

— Постой! — закричал Карпухин. — Снимай переметы. Труба им будет! Горная поднимается…

Но Дробов думал уже о другом: теперь с минуты на минуту может начаться такое, отчего в дрожь бросает не только таежного путника, но и зверя…

— Постой!

Газик рванулся с места, помчался.

Крупные дождевые капли ударили по стеклу, когда въехали в Бадан.

— Не горюй, Григорий Карпыч! Сорвет переметы — капроновую ельцовку отдам…

Это все, что сказал по дороге Дробов. Теперь он спросил:

— Заезжать будем в больницу? Может, понадобится что?

— Все у них есть. Идиоты! Больницу достроить не могут. В первую очередь строить надо больницы!

— Это опасно? — спросил Дробов о Тане.

— А ты как думал! — ответил Карпухин. — Поехал бы я, дожидайся!

В то же мгновение газик рванул с такой силой, что хирурга прижало к сидению. Только неделю назад Дробов заменил пятидесятисильный мотор на мотор в семьдесят лошадиных сил. Машина мчалась, не замедляя движения на перекрестках, не обращая внимания на дорожные знаки и встречный транспорт. Сразу же за Баданом крутой подъем, а слева обрыв в Байнур. Но газик, выбрасывая щебень из-под колес, летел на такой дикой скорости, что хирургу заложило уши.