Море в ладонях - [94]
Дробов тоже не задержался в приемной. Вышел, приблизился к Юрке:
— Кто?
— Не до него было. Не мог ж я ее бросить.
Дробов сжался и раздраженно взгелянул на Юрку, но тут же понял, что Юрка решительно прав. Он и сам бы поспешил к Тане.
Из-за соседнего барака донеслись голоса. Шли двое. В одном Юрка признал Мишу Уварова.
— Ну как? — спросил Миша. — Что там?
Дробов и Юрка молчали.
— Плохо?..
Дробов не выдержал:
— А вам-то чего не спится?
Миша даже не сразу нашелся:
— Шпану проверяли. Один исчез. Склизкий по кличке. В Сосновые Ключи позвонили, скоро уполномоченный приедет.
— Хватился! — И Юрка демонстративно повернулся к Дробову. — Ты быстро ехал?
— Не знаю. На спидометр не смотрел.
Юрка взглянул на машину. Заднее стекло, где не задерживался снег, было черным от грязи. Можно было не спрашивать, и так понятно.
Снег больше не таял даже там, где с вечера оставались лужи. Он сыпал и сыпал. Теперь надолго. Наверняка до весны пролежит. Вот и зима пришла с гор. Бушуй не бушуй Байнур — заморозит.
Дверь на крыльцо распахнулась и в накинутом на халат тулупе вышел Карпухин. Все окружили его. Юрка не выдержал первым, спросил:
— Она будет жить?
Хирург распахнул тулуп, завернул полу халата, достал «Беломор». Юрка поспешно поднес горящую спичку. По лицу хирурга невозможно было что-либо понять.
— Будет? — спросил Юрка вновь. Его руки мелко тряслись у кончика прикуриваемой папиросы.
— Пальцы сожжете, молодой человек, — сказал хирург и достал свою зажигалку.
Дробов потеснил Юрку, встал перед Карпухиным. Карпухин посмаковал губами мундштук папиросы и только тогда ответил:
— Стал бы я здесь торчать… Чешутся руки шею тебе намылить — вывалил зря уху. Я сейчас бы медведя съел.
— Будет уха, будет! — схватил Дробов Карпухина за то место, где должна бы быть талия. — Полный рюкзак тебе омуля отвалю…
— Взяток не беру, — прохрипел в лицо Дробову старый хирург и, дружески хлопнув его в плечо, добавил: — Балда. Чуть не угробил старика.
— Не злись, старина, не злись…
Юрка не мог ничего сказать. Все, что он сделал, — ничто в сравнении с тем, что сделал этот грубый седой старик. В глазах Юрки стоял зыбкий свет. Он отвернулся, чтобы никто не видел его лица.
— К ней сейчас можно? — спросил Миша Уваров.
Хирург долго и удивленно смотрел на Мишу.
— Когда прикажешь назад доставить? — спросил Дробов хирурга. — Я повезу тебя теперь так, как будет угодно твоей душе.
— Да нет уж, побуду у вас. Воскресенье день неприемный, а по понедельникам здесь консультирую.
— И у меня день неприемный, — обрадовался Дробов. — Ночлег нам устроишь? — спросил он Юрку.
— С ночлегом все будет в порядке, — объявил Миша.
— Его вот устрой, а я и в санпункте переночую, — сказал хирург.
Юрка правильно понял хирурга: значит, не все хорошо, если сам решил остаться.
28
Время было послеобеденное, и вагон-ресторан почти пустовал. Виталий Сергеевич занял столик возле окна, раскрыл меню.
— У вас спички есть? — спросил человек за соседним столом.
Виталий Сергеевич повернулся. К нему обращался мужчина с отечным лицом, с мешками у глаз, обросший серой щетиной.
— Пожалуйста, — сказал Ушаков и протянул спички.
Человек странно хмыкнул себе под нос, дрожащими пальцами прикурил, вернул коробок. Виталию Сергеевичу стало неприятно. Но подошла официантка и, пока принимала заказ, он успокоился. Однако о нем не забыли, громко смакуя пиво, сказали:
— А мы ведь с вами знакомы, товарищ… Простите, гражданин Ушаков…
Уже само обращение покоробило. Хуже того, человек взял одну из бутылок, бесцеремонно подсел:
— Хотите пива?
— Спасибо. Еще не обедал, да и пива не пью.
— Не узнаете?
— Нет.
— Где уж теперь?! А ведь были когда-то и вы у меня… — Он снова хмыкнул и стал с нагловатой усмешкой рассматривать свои руки, в которые въелись не то мазут, не то грязь. — Гашин! — напомнил он. — Вы и Подпругина позабыли?
Первым желанием было встать и уйти. Но тут Виталий Сергеевич вспомнил Гашина, вспомнил случай с инструктором районо Подпругиным, когда тот угодил под машину, вспомнил, как Гашин вызывал его, Ушакова, выяснял его отношения с Кореневым, заставлял писать объяснения…
— Вот так, — сказал Гашин, — а теперь судьи вы… Небось, позабыли, как в интересах моего великого народа я отдал жизнь, чтоб выжечь каленым железом контру. Мне же потом и сунули петуха…
— Что вы хотите? — спросил Ушаков.
— Ничего! Слышал, устроились вы неплохо. Валяйте и дальше. Выпить с вами хотел, а вы морщитесь. Вот уезжаю в Камышин, на бахчах сторожить арбузы и дыни, варить медовуху, горечь души заливать… А может, выпьем?
— Спасибо. Не пью.
— Конечно. С бродягой кто пьет? — он наполнил пивом стакан, раскрыл рот, и кадык на его худой шее заработал, как поршень. — Древние говорили: истина в вине. Правильно говорили. В людях истину не ищи. Я-то вас пожалел когда-то, а вы теперь руку боитесь мне протянуть.
— Отстаньте, пожалуйста, — сказал Ушаков, — вы пьяны!
— Могу… А моя совесть меня не покинула. Пил и буду пить.
Он помутневшим взглядом уперся в стол, заскрежетал зубами.
Подошла официантка, которая обслуживала Гашина:
— Гражданин! Пора рассчитаться, идите в свой вагон. С вас уже хватит.
— Хватит, ты говоришь? — он сунул руку в брючной карман, достал измятый червонец.
Харий Гулбис — известный романист и драматург, автор знаменитых пьес «Теплая милая ушанка» и «Жаворонки», идущих на сценах страны. В романе «Осоковая низина» показана история одного крестьянского рода. Главные герои романа проходят длинный трудовой путь от батрачества до покорения бесплодной Осоковой низины и колхозного строительства.
Илья Зиновьевич Гордон — известный еврейский писатель, автор ряда романов, повестей и рассказов, изданных на идиш, русском и других языках. Читатели знают Илью Гордона по книгам «Бурьян», «Ингул-бояр», «Повести и рассказы», «Три брата», «Вначале их было двое», «Вчера и сегодня», «Просторы», «Избранное» и другим. В документально-художественном романе «Под жарким солнцем» повествуется о человеке неиссякаемой творческой энергии, смелых поисков и новаторских идей, который вместе со своими сподвижниками в сложных природных условиях создал в безводной крымской степи крупнейший агропромышленный комплекс.
Роман Андрея Васильевича Головко (1897—1972) «Артем Гармаш» повествует о героическом, полном драматизма периоде становления и утверждения Советской власти на Украине. За первые две книги романа «Артем Гармаш» Андрей Головко удостоен Государственной премии имени Т. Г. Шевченко.
Во время пребывания в Австрии в 1960 году Н. С. Хрущев назвал советского майора Пирогова А. И. как одного из руководителей восстания узников лагеря смерти Маутхаузен. А. И. Пирогов прошел большой и трудный путь. Будучи тяжело раненным во время обороны аджимушкайских каменоломен в Крыму, он попал в руки врага, бежал из плена, но был схвачен и отправлен в лагерь смерти Заксенхаузен, а затем в Маутхаузен. Эта книга — суровый рассказ о беспримерном мужестве советских людей в фашистском плену и заключении, об их воле к борьбе, отваге, верности интернациональному долгу, об их любви и преданности матери-Родине. Отзывы о книге просим направлять по адресу: Одесса, ул.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!