Море в ладонях - [101]

— Стой! — крикнул Юрка, переходя на шаг и понимая, что дальше бежать некуда. Впереди обрыв, внизу море.

Возле Юркиной головы просвистал осколок гранита. Юрка рванулся вперед, но поскользнулся, упал, зашиб колено. На мгновение Склизкий остановился. Финка снова блеснула в его руке. Но Юрка схватил подвернувшийся сук, и торжество в глазах Склизкого сменилось отчаянием. Он подбежал к обрыву, глянул вниз. Почти отвесно стена гранита уходила в глубину Байнура. Он даже присел и зажмурился, но в нескольких метрах ниже, красиво вытянув шею, смотрела на Склизкого кабарга. Перебирая шустрыми ножками, она не спеша перешла с уступа на уступ, направилась туда, где начинался покрытый девственным лесом зеленый отрог. Пробраться к отрогу, значит, спастись. Склизкий тропинкой спустился на первый уступ. Кабарга не заставила себя поторапливать. Там, где скала казалась отвесной, кабарга проходила с такой необычной легкостью, что Склизкий сразу поверил в свое спасение. Только не следовало терять кабаргу из виду, по ее пути будет легче всего преодолеть опасный участок.

Юрка понял замысел Склизкого лишь на краю пропасти.

— Не уйдешь! — крикнул он. — Стой! Добром говорю…

Он взглянул вниз, и ему стало страшно. А Склизкий, поверив в спасение, с ловкостью обезьяны, цепляясь за камни и щели в скале, как верхолаз по карнизу, уходил все дальше и дальше. Юрка в спешке не видел кабарожку, не примечал и путь, которым ускользал его противник. Раз тот прошел, пройдет и он. Чего бы это ни стоило, а упустить Склизкого он себе не позволит.

Чтоб не сорваться, Юрка старался прижаться всем телом к скале, тупыми носками тяжелых сапог нащупать достаточно глубокую расщелину или надежную ступень, а главное не думать, что внизу бездна и верная смерть.

Так пробирались они по отвесной стене почти добрую четверть часа. Юрка вспотел, расцарапал в кровь руки, горло пересохло от жажды. Не лучше ли было вернуться, взять Склизкого измором или дождаться на шоссе машину с ребятами и устроить облаву…

Но вскоре и Склизкий заметался на крохотной площадке, где одному и то не повернуться. Он разразился смачной бранью, оскалился хищным зверьком, угадавшим в капкан. И сразу же мысли его переключились на то, как помочь Юрке отправиться на тот свет.

С Байнура потянуло свежим ветром. Минутное затишье, и густым мраком из отрога наползло сизое облако. Оно поглотило все разом. Лицо, руки и шею лизало холодное и мокрое дыхание моря и гор. До сих пор овеянный морозным ветром камень был шершавым, как рашпиль, теперь на глазах покрывался влагой, а влага превращалась в лед. Юрка успел приблизиться к Склизкому настолько, что сделай два шага и бандита достанешь рукой. Но сделать это было безумием.

«Труба, — решил Юрка, — влипли!»

Склизкий уже не обращал на Юрку прежнего внимания, и тот не внушал ему такого страха, какой испытал он у зимовья. Положение обоих почти безнадежное. Там, где прошли они несколькими минутами раньше, теперь не пройти. Чудес не бывает, и крылья не вырастут. Даже в Байнур не спрыгнешь — разобьешься о камни, не долетев до воды.

— Сука! — крикнул он Юрке и, скрючившись, присел на корточки, напялил на уши кепчонку, запрятал руки в карманы. Он напоминал нахохлившегося подбитого воробья.

Юрка даже присесть не мог. Назад не вернуться, площадка еще теснее, чем у Склизкого. Приходилось стоять, прижавшись спиной или грудью к стене. Больше того, скоро стемнеет.

— Заткнись, гад! — ответил он Склизкому.

— Сам заткнись, зануда! — визжал Склизкий. Он рассудил по-своему: в любом поединке может случиться любое. Но загнать человека в западню и самому оказаться в ней, — надо быть форменным идиотом. На худой конец, Склизкий бы мог сдаться на милость Юрке, пойти на любые пытки, но спасти себе жизнь, хотя бы такой ценой… Нет, подобных Юрке идиотов Склизкий еще не встречал.

А Юрка ощупал стену. Кусок какой-то породы в несколько килограммов держался непрочно. Он пошевелил его несколько раз, и камень сорвался вниз. Где-то там он вызвал целый поток обвала в море.

— Перестань! — истерически закричал Склизкий.

Но Юрка ощупывал уже второй камень, крепко сидящий в гранитном гнезде. Склизкий весь сжался. Очевидно, решил, что Юрка снова задумал неладное. Однако Юрка достал из кармана толстый капроновый шнур, припасенный для вязанки багульника, и привязал конец шнура к камню.

— Ну-гад, ну гад, — скулил Склизкий, наблюдая, как Юрка вторым концом опоясал себя. — Все равно сдохнешь! Не я буду, сдохнешь! На шею лучше петлю надень. — И он задергался весь, как в лихорадке, спрятав голову в рукава телогрейки.

Почувствовав под подошвами сапог предательски скользкий ледок, Юрка снова встревожился. Из щели над головой торчал пучок жухлой травы. Он вырвал его и, бросив под ноги, примял. Трава смерзнется со льдом, ноги не будут так скользить. Делал все молча, словно вокруг не было ни души. Склизкий расценил это как вероломство и издевательство над собой.

— Ну гад, ну гад, — причитал он, — даже сдохнуть хочет последним. Дешевка.

Холод колючими иглами пронизывал влажную одежонку, подмораживал верх. Еще недавно лил пот с лица, теперь белье на теле из липкого и горячего превратилось в ледяное. Юрка вспомнил про спички и сигареты. Он мог позволить себе великую роскошь — закурить. Склизкий из-под козырька кепчонки следил за ним. Следил жадно и ненавидяще. Глаза его блестели холодными огоньками. Вдохнув в себя дым, Юрка медленно, с чувством выдохнул. И потому, как противник его пытался заставить себя отвернуться, Юрка понял: Склизкий хочет курить до помрачения рассудка. Не торопясь, он сделал еще три затяжки и сплюнул большущий окурок через плечо. Склизкий от зависти и ярости задрожал, насколько было возможно, проводил окурок взглядом…