Момент Макиавелли - [287]
Кроме того, книга вызвала целый ряд существенных возражений в отношении значимости и аргументов едва ли не каждого из ключевых теоретиков, к которым обращался Покок. Мы можем лишь кратко указать на некоторые из упреков, многие из которых представляются обоснованными, но, конечно, требующими более серьезного и детального рассмотрения: а) вызывает вопросы степень близости и знакомства Макиавелли с трудами Аристотеля, точность «республиканской» интерпретации Аристотеля и недостаточное внимание к роли и влиянию Цицерона[1447]; б) элитистская модель Гвиччардини представляется более близкой к дальнейшей эволюции республиканской традиции, чем популистская модель Макиавелли, тексты которого Покок трактует слишком избирательно[1448]; в) республиканское прочтение Харрингтона Пококом необходимо существенно скорректировать с учетом большей роли стоицизма, сложного отношения Харрингтона к «коррупции», частичного принятия им «коммерческой деятельности» и «созерцательной жизни»[1449]; г) рецепция республиканских идей в американских колониях Британии началась существенно раньше XVIII века (как считал Покок), в частности в среде пуритан начиная уже с первых лет XVII столетия[1450].
Завершая обзор, мы хотели бы подробнее остановиться на еще одной важной группе возражений, с которыми согласно большинство историков. Речь идет о формах конкуренции и взаимодействия между различными языками в текстах, созданных в одну и ту же эпоху. В данном случае критики ставят под вопрос два ключевых тезиса и один необычный методологический ход Покока: а) тезис о центральном значении республиканской традиции в противовес либерализму и философии естественного права Локка и б) тезис о неприятии республиканизмом новых форм экономической жизни и прогресса, понимаемых как коррупция. Неоднозначный методологический ход связан с решением Покока описывать преимущественно (а в некоторых случаях — исключительно) республиканский элемент политического дискурса в данную эпоху или у конкретного автора без исследования конкурирующих идиом. Частичный отказ от анализа альтернативных языков или их избирательное рассмотрение имеет серьезные последствия, хотя очевидно, что речь идет не об упущении, а об осознанном решении автора.
Обосновывая отказ рассматривать язык и аргументы Локка и его влияние на традицию политической речи, Покок пишет о «тактической необходимости»: сначала интерпретировать контекст «без Локка», а затем вернуть его обратно[1451], каковую задачу он оставил другим исследователям. Другие важные для революционной Англии идиомы (например, монархический дискурс Тюдоров, пуританский национализм и другие сектантские течения или традицию «Древней Конституции») Покок рассматривает скорее выборочно, показывая тонкие связи и взаимные влияния языков друг на друга. В главах, посвященных Флоренции и США, внимание британского историка к другим идиомам заметно меньше. Решение автора в этом отношении продиктовано как необходимостью сохранить сколько-нибудь разумный объем исследования, так и иной задачей: как можно убедительнее показать значение главного предмета анализа, а именно республиканского диалекта, в общем строе политического языка трех разных эпох и стран. Покок сравнивает этот процесс с выделением нити одного цвета в ткани пестрого ковра. Конечно, целый рисунок так воссоздать нельзя, но достоверно проследить конфигурацию отдельного узора и выделить «красную нить» вполне реалистично.
Легко возразить, что такой методологический выбор не оставляет историку и его читателям возможности судить об общей политико-лингвистической картине эпохи. Покок наводил читателя на мысль о центральном значении республиканской идиомы, заведомо понимая, что взвешенное суждение о языковом целом на этом этапе невозможно. В этом смысле тактический ход вполне удался, но вызвал естественную критику, спровоцировав дальнейшие исследования по теме. Более поздние работы историков демонстрируют, что в Англии XVII–XVIII веков республиканский словарь в большинстве случаев смешивался в самых разных пропорциях с другими идиомами. Кроме того, в XVIII веке либеральный дискурс, связанный с естественными правами, собственностью, положительной оценкой торговли и труда, как правило, гармонично сочетался с республиканскими лексемами и аргументами[1452].
Метафора разноцветного ковра оказалась более точной, чем могло показаться на первый взгляд. Впрочем, такой поворот требует существенно скорректировать и вывод о моральных ограничениях, накладываемых республиканской парадигмой на принятие новых коммерческих отношений и институтов. Сплетение разных нитей означает, что «буржуазные добродетели» в эту эпоху скорее дополняют, чем вытесняют «гражданские»[1453]. Более того, «вавилонское» смешение языков и ценностей можно датировать еще более ранним периодом. Современный историк М. Джурджевич утверждает, что элиты торговой Флоренции прекрасно сочетали идеалы гражданских гуманистов и легитимацию коммерческих отношений[1454]. Как представляется, эта линия критики полностью вписывается в методологическую логику
