Молнии в ночи [Авторский сборник] - [18]

— Мы зовем его Лочин — Сокол.

— Лочин? Отлично! Он не хуже Карчигая?

— О, Лочин — это такой конь! — горячо отозвался Миръякуб.

— Надеюсь, ты и обращаться с ним будешь не хуже, чем с Карчигаем. Да, к вечеру надень новый халат — поедешь с нами на свадьбу к Саидкаримбаю, он выдает замуж свою дочь. Присмотришь там за Лочином. — Насриддинбек отвел Миръякуба в сторону, что-то шепнул ему на ухо. Все решили, что он дает конюху дополнительные наставления насчет своего коня. На самом же деле мирза предупредил Миръякуба, что на свадьбе будут Ибадуллахан и Рустам-байваччи, и он глаз с них не должен спускать!.. Миръякуб мотнул головой: будет исполнено, и отправился на конюшню.

Вечером он умылся, приоделся и вывел к урдинским воротам оседланного Лочина. Подсадив на коня Насриддинбека, он последовал за пышным сановным кортежем к дому Саидкаримбая.

По обеим сторонам ведущей туда улицы толпились люди Саидкаримбая. Склонив головы, скрестив на груди руки, они приветствовали знатных гостей. У самых ворот Насриддинбека встретил сам хозяин, торжественно провел всех во двор. Там, на айванах, уже восседали группами почетные гости, сановники, городские баи. При появлении Насриддинбека все встали — ведь он был правой рукой светлейшего Алимкулибека!..

Звучала музыка, пели хафизы. Гостям, одно за другим, подавали изысканные блюда.

Самых высоких гостей: главу духовенства — шейха-ул-ислама, верховного судью, Насриддинбека и других Саидкаримбай пригласил на просторный айван с причудливо разрисованным потолком. Насриддинбек с удовлетворением отметил про себя, что «кокандцев», Ибадуллахана и Рустама-байваччи, поместили на другой айван, попроще. Об этом, видимо, позаботился хозяин, державший сторону Алимкулибека, а значит и Насриддинбека.

Через некоторое время на «главный» айван поднялся старый бай, вступил в общий полушутливый разговор. Зная, что Асадуллахан выехал вслед за беком в Чимкент, мечтая о славе и титуле «борца за веру», Саидкаримбай, смеясь, спросил:

— Что там слышно о нашем «борце за веру»?..

Насриддинбек оценил его иронию, но сам ответил серьезно:

— Пока — никаких известий. Но мы надеемся, что наши войска отбросят противника. Главнокомандующий, наверно, уже получил приказ его величества: держаться до последнего.

Бай подсел поближе к Насриддинбеку, он был под хмельком, к тому же полагал, что на айване находятся лишь свои люди, приближенные бека, и можно дать волю языку. Наклонившись к Насриддинбеку, он сказал:

— Пока во главе наших войск Святейший — в Коканде могут спать спокойно. Его величество без Алимкулибека — котенок перед бухарским эмиром!..

Верховный судья с опаской оглянулся по сторонам:

— Осторожней, почтенный бай! И у стен есть уши. Как бы эти речи не дошли до Коканда.

— О, они сильно подорвали бы престиж верховного правителя! — ухмыльнулся Насриддинбек.

Гостям подали шашлык из джейраньего мяса, они запивали его сухим вином. Бай ненадолго покинул айван — вернулся с сыновьями, которые несли парчовые халаты. Хозяин облачил в халат сперва Насриддинбека, потом других именитых гостей. Гости, ублаготворенные, продолжали пир — яства, появляющиеся на дастархане, исчезали в мгновение ока, беседа становилась все шумней и оживленней.

В самый разгар веселья на ступенях айвана выросла фигура тощего, босоногого, бедно одетого старика. Он вытащил из-за пазухи какую-то бумагу, судя по всему, жалобу, и, размахивая ею, обращаясь к Насриддинбеку, стал несвязно излагать ее содержание. Насриддинбек никак не мог уразуметь, что хочет от него старик, но рассвирепел — ему сейчас было не до жалоб. Недовольный тем, что какой-то бедняк отвлекает его от веселого застолья, он в гневе отвернулся. Тотчас к старику кинулись байбаччи, схватили его за руки. Старик вырывался, взывал к доброте Насриддинбека — равнодушное молчание было ему ответом. Байбаччи выволокли старика за ворота. Саидкаримбай, подозвав их к себе, сделал им выволочку: где у них были глаза, как они допустили, чтобы во двор проник нищий бродяга?.. Таким не место на байских пирах!

Свадьбу праздновали в течение целой недели.

В один из этих дней, когда Насриддинбек, Султанмухаммад, верховный судья и Саидкаримбай, попивая муссалас, играли в шахматы в балахане — верхней комнате для гостей, прибыл гонец из Чимкента. Он уже побывал в Урде, оттуда его направили к Саидкаримбаю. Пройдя в балахану, он вручил Насриддинбеку послание от Главнокомандующего.

Прочитав письмо, Насриддинбек испытующе взглянул на сарбаза, на бая, хмуро молвил:

— Плохие вести.

Он торопливо попрощался с хозяином, давя сапогами шахматные фигуры, валявшиеся на ковре, прошел к выходу, спустился вниз и на Лочине помчался в Урду.

Вечером он собрал у себя своих приближенных, дабы до возвращения в Ташкент Асадуллахана обсудить план обороны города. Но больше всего Насриддинбека волновало другое: как бы, если Святейший впадет в немилость и его отзовут в Коканд, самому занять его место… Предстоящее возвращение Асадуллахана было совсем не ко времени: он мог перебежать дорогу мирзе, ведь он из рода Худояра…

Когда Насриддинбек осторожно высказал свои опасения, Султанмухаммад ободряюще заявил: