Молчаливый полет - [52]

В цинизме зрящее! — доказать я рад,

Хотя в своей мы скромности и скрытны,

Что мы и сквернословьи самобытны!»

Предупреждает автор данных строк,

Что сей доклад им лично изобретен,

Дабы достойный преподать урок

Поборникам естественных отметин,

Родной культуры светлый потолок

Стремящимся поднять над смрадом сплетен

И, воспевая даже дичь и глушь,

Пороть готовым всяческую чушь.

8–9 сентября 1950

Рыбки и якоря [262]

Под зыбью морских прибрежий

Есть рыбка «морской конек»,

В чьей кличке найдет приезжий

На сходство с конем намек.

И правда — совсем лошадка!

Отсюда намек возник:

Головки пряма посадка,

На гриву похож плавник.

Кто часто нырял в Артеке,

Но плавно, не с кувырком,

Тот мог, открывая веки,

Столкнуться с морским коньком.

Вода зеленей окрошки,

И в ней на дыбках, стоймя,

Пасутся коньки рыбешки,

Вниз хвостики устремя.

А хвостики — не простые:

Пружинками завитые,

Они — как спираль часов,

И их не видать концов.

Пловцы не ахти какие

Морские у нас коньки,

И хвостики их — тугие,

Как привязи из пеньки.

Обкрутится хвостик цепко

Вкруг стебля травы морской

И держит рыбешку крепко,

Вкушай, мол, «конек», покой!

Как только барашком пенным

Волненье начнет гулять,

Рыбешкам обыкновенным

На месте не устоять,

А наши меж тем «лошадки»

Качаются под водой

И в строгом стоят порядке,

Как саженцы над грядой.

Простое приспособленье,

Но крабам на удивленье,

И волны на всем скаку

Ничем не грозят «коньку»!

Где видели мы такое?

Обшаримте дно морское:

Твой хвостик, морской конек,

От якоря недалек!

След плаванья, схожий с ватой,

Дорогой бежит прямой,

А якорь наш крючковатый

Над каждой висит кормой.

Он лодке рыбачьей нужен,

Он с крейсером грозным дружен,

Он всем кораблям морским

В дороге необходим.

Вот маленький — он для лодки,

С ним справится мальчуган,

А вот на цепях лебедки

Чудовищный великан.

И тот и другой в болтанке,

Застигшей у берегов,

Начало кладут стоянке,

Нелишней для моряков.

Порой отдыхать полезно,

И, отдых винтам даря,

Нерезко, под гром железный,

Спускаются якоря.

Защитник родной державы,

Над глубью прибрежных вод,

Суровый и величавый,

Качается русский флот.

Под ним — табунок лошадок,

Рыбешек, жильцов морей:

Страшатся они повадок

Неведомых якорей…

О маленькие невежды,

Морские коньки на дне!

Наш якорь как знак надежды

Ныряет к своей родне.

В том нет никакой ошибки

— Шуршат про то вымпела, —

Что якорный хвостик рыбки

Природа изобрела.

8 ноября 1950

Улитки и коньки [263]

Садовые улитки

С жильем своим ползут

И все свои пожитки,

Быть может, в нем везут.

Пожитки — это шутка,

Действительность же в том,

Что скользкая малютка

Несет свой круглый дом.

И, если точно строго

В рассказе соблюсти,

Улитка-недотрога

Не думает ползти.

Об этом, как известно,

Учебники гласят:

Улитки повсеместно

По зелени скользят,

Скользят, топыря рожки,

А вовсе не ползут,

И домики по стежке

На спинках волокут.

Три яруса над спинкой,

Сужаясь, вознеслись,

И стынет, став тропинкой,

Серебряная слизь.

Улитка, вместе с дачей,

Катается, скользя,

А двигаться иначе

Ей даже и нельзя.

Ей служит слизь для смазки,

Как мало для машин:

Природные салазки

У этих молодчин!

И делают улитки

Из собственной слюны

Надежные калитки,

Круглее, чем блины,

И спит под их защитой,

Как телка за плетнем,

Кочевник знаменитый

В убежище своем.

Пойдемте-ка, ребята,

Зимою на каток:

Блестит щеголевато

Покрытый льдом поток.

Улитка спит под снегом

В уютном завитке,

А школьник занят бегом,

Резвиться на катке.

Пусть конькобежец прыткий,

Летит, об лед звеня, —

Медлительной улитке

Он близкая родня!

Невидимо родство их,

Ей не сравняться с ним,

Но связан ход обоих

Скольжением одним.

Под тяжестью подростка

Каточный тает лед.

Без этого — загвоздка:

Не двинешься вперед!

Вода здесь — в роли смазки,

В подмогу пареньку,

И ход отнюдь не тряский

Присущ его коньку.

Не финны, не норвежцы,

А русские — глади! —

Как чудо-конькобежцы,

Всех в мире впереди.

Но с маленькой улиткой,

Природы господин,

Ты общей связан ниткой

Под звон стальных пластин!

На то ты — сын природы.

Припомни же на льду

Родню, что лижет всходы

На грядках и в саду:

Вслед зимним дням суровым

Настанут лета дни,

А ты здесь добрым словом

Улитку помяни!

<1950–1951>

Метеорит и ангел [264]

«Ты с миром вдребезги разбитым

Расстался, звездный мой собрат,

И стал простым метеоритом,

Каких несметный мчится град

Как стадо вспугнутых оленей,

Чего ты сроду не видал,

Они по уйме направлений

Несут свой камень и металл».

Близ глыбы, ужасом объятой,

Перед лицом небесных сил,

Так спутник говорил крылатый,

Так ангел божий возгласил.

«Но кто ты, спутник, и откуда,

И до какого рубежа?» —

Метеорит, свидетель чуда,

Спросил крылатого, дрожа.

«К тебе, кто прежде был расплавлен,

Но в царство холода влеком,

Я не правителем приставлен,

А рядовым проводником.

С тобой лечу в кромешном мраке,

Тебя где надо передам.

Я <видманические> знаки

В тебе читаю по складам.

Но я читаю их от скуки,

Я слишком много их прочел,

А в пустоте не слышны звуки,

В ней даже камень не тяжел.

И потому моей задачей

Я тягочусь уже давно:

Мне почвы хочется горячей,

Меня манит ущелья дно.

Но я не действую вслепую,

Есть нашим странствиям предел:

Мне на планету голубую

Тебя доставить бог велел».

Он смолк, и часто думал камень,

Что видит цель перед собой,

Когда светила редкий пламень

Мелькал случайно голубой.

И улыбался ангел божий,

Приметив трепет кругляка: