Мое пристрастие к Диккенсу. Семейная хроника XX век - [74]

В ответ пришла телеграмма с вызовом в Москву, к наркому. Какому наркому — не сказано. Но и так ясно. К сельхознаркому или там тяжпрома — так бы и подписали. А тут — умолчание. Такой нарком один, и называть его нет надобности.

Телеграмма пришла утром. Ну, думаю, раз такая пошла игра, козырей не упускать! Нужен спектакль. Чтоб запомнился. Значит, в НКВД следует идти не днем, а глубокой ночью.

Мороз был, метель. Железные ворота наглухо заперты, в будке часовой, тоже порядком снега наглотался.

Я бухаю в ворота изо всех сил, так, как они любят стучать. Дядька из будки высунулся.

— Ты чё, сказился? Не знаешь, куда прешь? Вот пальну тебе в башку!

— Как бы тебе не пальнули! Мне начальник НКВД нужен.

— Кто-о?

— Начальник. Товарищ Медведев.

— А может, тебе товарищ Ежов нужен? Валяй отсюда, псих, пока цел!

И спрятался опять в будку.

Я давай снова колотить. Он выскочил.

— Слушай, дядя, — говорю, — как бы тебя завтра в расход не пустили. По приказу товарища Медведева. Дело государственной важности. До утра не терпит.

Вижу, растерялся:

— Товарищ Медведев домой уехал.

— Давай кто есть, — говорю. — Вызовут из дому.

Послушался, позвонил. Какой-то чин вышел из проходной, шинель внакидку:

— В чем дело?

— Товарища Медведева! — кричу.

Он от метели морду воротит и тоже кричит:

— Вы что, сумасшедший?

— Прошу повежливей! У меня телеграмма из Москвы, от наркома.

Сразу изменился:

— Проходите.

Провел меня по тихому коридору с дорожкой в свой кабинет. Усадил. Чина его я не помню. Показал ему телеграмму. Прочел. Не спросил, какой нарком.

— Чем могу быть полезен?

— Вы ничем не можете быть полезны. Товарищ Медведев может быть полезен.

Покраснел.

— Я не могу беспокоить товарища Медведева среди ночи. Не зная, по какому делу…

— И не узнаете. Товарищ Медведев тоже не узнает. Разве вам не ясно, что есть дела, о которых могут знать только те, кому положено?

Поджал губы:

— Приходите утром.

— Послушайте, вы что, не разглядели, кем подписана телеграмма?

Сдался. Начал названивать. Сказал в трубку, извиняясь: «От наркома».

Через четверть часа подкатил Медведев. Принял у себя в кабинете. Фамилия ему подходила: тяжеловесный, угрюмый. Внимательно прочитал телеграмму, поднял глаза:

— По какому делу вас вызывает нарком?

— Извините, рад бы сказать, но не имею права. Государственная тайна, даже более того. Понимаете? Речь идет о жизни…

— Хорошо, хорошо. Не имеете права — не говорите, — этот знал свое дело. — Наркому виднее. Чем могу помочь?

— Ехать надо завтра, утренним скорым. Билета не достать. И денег у меня на билет нету.

Медведев нажал кнопку. Вошел, очевидно, его помощник.

— Вот познакомьтесь.

Но фамилии не назвал. Вошедший внимательно поглядел на меня. Я тоже уставился на него без зазрения совести. Коренастый, плотный, в роговых очках.

— Товарища надо отправить в Москву утренним скорым. Билет купейный, за наш счет.

Коренастый щелкнул каблуками и вышел.

— Желаю успеха, — нерешительно сказал Медведев.

Теперь, после ночного спектакля, он меня не забудет.

Еду. На одной остановке вижу: из вокзального буфета возвращается к поезду мой знакомец: коренастый, плотный, в роговых очках. Тот самый, которому поручено было достать мне билет. Болваны! Что это, их инициатива, или Медведев после моего ухода позвонил в Москву и получил инструкцию установить слежку? Хотя бы очки сменил, дурак! Однако надо проверить…

В Москве вышел из вагона, огляделся. На перроне, естественно, толчея из приехавших и встречающих, а соседняя платформа пуста. Поезда около нее нет и, видно, не скоро прибудет. На пустой платформе стоят двое парней в шляпах, один с газетой в руке и девушка. Та-ак. Делать им там вроде нечего…

Вышел на привокзальную площадь, глазею по сторонам. Навстречу — знакомый парень, в ГПУ вместе служили во время оно.

— Ба, Морозов! Здорово! — трясет мне руку.

Ага, «передал»…

— В Москву решил заглянуть? Шумит, шумит столица. Прости, брат, спешу!

Значит, слежка по распоряжению Москвы. И прошлое мое установлено досконально.

Я направил стопы в «Метрополь». Хотя что мне там делать? В кармане ни шиша. Портье, разумеется, отвечает, что мест нет. Я круто поворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с парнем в шляпе. Запыхался, бедняга, газета все еще в руке.

— Плохо работаете! — бросаю ему.

Он рот открыл, покраснел и мне вслед с восхищением:

— Силен!

Я налегке, вещей, кроме портфеля с рукописью романа, нет, дел в Москве, кроме одного, тоже нет. И держу я путь прямиком к ней, к голубушке-Лубянке.

Пропуск на мое имя был оставлен. К начальнику оперативного отдела. Попадаю, значит, в свой родимый отдел. Бывший начальник Паукер сидит в тюрьме (потом расстреляли), а вместо него новый — Гулько.

Пришел я часа в четыре. Долго ждал в приемной. В девять Гулько меня принял.

Большой кабинет, штук двенадцать разноцветных телефонов. У самого Гулько четыре ромба — нынешний генерал, что ли? Властное лицо римского патриция.

— Слушаю вас. Излагайте.

Я не тороплюсь. На столе вижу свое письмо, несколько строк подчеркнуто красным.

— Не могу, — говорю.

— Что не можете?

— Изложить дело вам.

— То есть как? Мне нарком поручил разобраться.

— Если бы нарком знал суть дела, он не поручил бы. Доверить его я могу только наркому.