Мистер Кон исследует "русский дух" - [32]
Раньше мы могли утверждать, что в "пособиях" Ганса Кона отсутствует подлинная история русской демократии. Теперь мы видим воочию, что в них отсутствует и подлинная история русского либерализма. Нет слов, фамилии лидеров русской буржуазии, названия либеральных органов и союзов, расшифровка клички "кадеты" нужны для правильного описания событий, но ведь, помимо всего прочего, у русской буржуазии была своя экономическая история, кроме названий газет и партий, у нее была определенная политическая программа, а о "патриотизме" и "просветительстве" земцев или кадетов лучше всего могли бы рассказать их подлинные дела.
Капитализм в России начал развиваться позже, чем в Европе, здесь были особенно прочны феодальные устои, в руках самодержавного государства концентрировалась безраздельная политическая власть. Сохраняя отжившие феодальные и полуфеодальные формы землевладения, задерживая расширение внутреннего рынка, препятствуя развитию капитализма вглубь, царизм в то же самое время бросал промышленникам миллионы в виде гарантий, субсидий, казенных заказов, он обеспечивал буржуазии новые колониальные рынки, создавал условия для развития капитализма вширь. Самодержавное государство сковывало свободу предпринимательства бюрократическим вмешательством, и его же таможенная политика помогала русским капиталистам выжить в международной конкурентной борьбе. Царизм систематически старался отстранить буржуазию от политического руководства в стране, но он же обеспечивал ее экономическое господство, господство капитала над трудом. Так десятилетиями создавалась в России система чиновничьего подкупа и махинаций монополистов. Вплоть до XX в. русский капиталист смахивал скорее на приживальщика, живущего "воспособлением", чем на "хозяина" страны. "…Почему это развитие капитализма и культуры идет у нас с черепашьею медленностью? почему мы отстаем все больше и больше? — спрашивал В. И. Ленин. — …На этот вопрос, вполне ясный каждому сознательному рабочему, сатрапы нашей промышленности боятся ответить именно потому, что они — сатрапы. Они — не представители свободного и сильного капитала, вроде американского, а кучка монополистов, защищенных государственной помощью и тысячами проделок и сделок с теми именно черносотенными помещиками, которые своим средневековым землевладением (миллионов в 70 десятин лучшей земли) и своим гнетом осуждают >5/>6 населения на нищету, а всю страну на застой и гниение"[120].
Имеется большая литература, немало книг, показывающих теснейшие связи русской буржуазии с монархизмом и помещиками. Но напрасно искать упоминание хотя бы об одном из подобных фактов в работах Кона. Вместо этого преподносится болтовня о "бескорыстии" либералов.
Своеобразием условий развития русского капитализма объясняется политическая неоформленность и политическое бессилие русской буржуазии. Вплоть до 1905 г. "…дворянство либеральничало и почтительно напоминало о конституции, а купечество казалось более довольным, менее оппозиционным"[121].
За первое пятидесятилетие своего существования (начало его относится, кстати, не к 90-м, а к 60-м годам XIX в.) земское помещичье-либеральное движение так и не смогло стать сколь-нибудь важным фактором в политической жизни страны. Желая получить свободу на почве существующего самодержавного строя, несовместимого ни с какой свободой, думая не столько о политической борьбе, сколько о том, чтобы "не брать особенно высоких политических нот", всячески стараясь ослабить революционное движение — единственный залог освобождения страны, единственную гарантию своего собственного независимого существования, земство так и осталось пустой и бестолковой говорильней, неоформленной политически и бессильной организационно.
Политическая позиция русского земского либерализма, выраженная в известных формулах: "отрицание террора правительственного и революционного" (программа Земского Союза 1881 г.), отрицание "всякого насилия, откуда бы оно ни исходило: сверху или снизу" ("Освобождение" Струве)[122], сослужила прекрасную службу сохранению старых порядков в стране. В борьбе со "смутой" царизм легко нейтрализовал земцев "небольшим довернем", а покончив с революционным движением, столь же легко брал у земцев это доверие назад. "И они понесли справедливое наказание за эту предательскую политику широковещательного краснобайства и позорной дряблости, — писал Ленин о русских "Аннибалах либерализма". — Расправившись с людьми, способными не только болтать, но и бороться за свободу, правительство почувствовало себя достаточно крепким, чтобы вытеснять либералов и из тех скромных и второстепенных позиций, которые ими были заняты с "разрешения начальства""[123]. Для Кона даже не возникает вопроса, почему за "либеральными" правительственными реформами, которые всегда оставались половинчатыми, убогими, как правило, следовали контрреформы и какую роль играл здесь земский либерализм.
Самодержавие, как ясно заявил Николай II, и не думало удовлетворять "бессмысленные мечтания об участии представителей земства в делах внутреннего управления". Вплоть до начала "просвещенного" XX в. земство не смогло добиться отмены телесного наказания в Российской империи, не говоря уже о каком-то реальном осуществлении требований представительного Земского собора или либеральных лозунгов свободы слова, свободы личности, независимости суда. Даже лакействовать земцы не могли свободно. Их объединение во всероссийском масштабе не было допущено в таком деле, как покупка солонок и блюд для поднесения хлеба-соли Николаю II во время коронации 1896 г.
