Брату итальянскому - дай тебе Бог многая лета!

Брату итальянскому - дай тебе Бог многая лета!

Юрий Карякин. Брату итальянскому - дай тебе Бог многая лета! (письмо Витторио Страде) // Vittorio : междунар. науч. сб., посвящ. 75-летию Витторио Страды. - М., 2005. - С.20-29.
Жанры: Биографии и мемуары, Публицистика
Серии: -
Всего страниц: 4
ISBN: 5-94607-053-3
Год издания: 2005
Формат: Полный

Брату итальянскому - дай тебе Бог многая лета! читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

КОГДА я узнал, что Витторио - 75 лет, и меня попросили написать о нем, - я растерялся. Почему? Сказать бы ему прямо и в глаза, в присутствии его жены Клары и друзей - мне было бы куда легче, чем «официальничать». Я это не только не умею, но главное - не хочу. Вот почему я просто хочу представить себе, что все это говорю тебе, Витторио, глядя в глаза.

Есть три способа познания:

1.  Так называемая рациональная, «отрешенная» объективность. Да, она важна и незаменима. Но почему-то - это не для меня.

2.  Ненависть. О, человек, ненавидящий другого, обладает каким-то особенным чутьем, видит все грехи, недостатки, слабости того, кого ненавидит.

3.  И - просто любовь. А любовь - это… «Он познал ея. Она познала его». Ergo: любовь — познание. Познание = любовь.

Почему-то с отрочества, тем более с юношества, - я это слишком хорошо помню - всегда чувствовал, что мне не хватает брата. И чем старше становился, тем больше не хватало. Я нашел своих братьев тут, в России. Ты их знаешь: это Алесь Адамович, Юрий Давыдов, конечно, Булат Окуджава, Наум Коржавин, Камил Икрамов…

Но чтобы вот так, абсолютно неожиданно, в 1964 году, обрести брата в Италии!..

Тогда я работал в международной редакции журнала «Проблемы, мира и социализма» (в Праге). Начал писать статью о Солженицыне, вернее, о повести его «Один день Ивана Денисовича». Тогда у нас в редакции была великолепная информационная служба, которая помогла мне набрать более 500 отзывов на повесть из мировой печати. Как ты, наверное, помнишь, большинство «рецензий» в левой и коммунистической печати было разносных… Вдруг напал на рецензию на повесть Солженицына какого-то - Витторио Страды, который, в сущности, и написал уже почти все то, что и как я хотел сказать. Это была наша первая встреча, о которой ты, конечно, ничего не знал. Тогда же подумал-почувствовал: вот человек, который познает любовью и для которого любовь и есть способ познания. При той, как ты помнишь, свистопляске, бесовской пляске вокруг повести, твой голос был для меня поддержкой, голос, пусть почти одинокий, но стоивший больше, дороже всех остальных бесовских. И я тогда впервые понял, что нашел брата.

Прошло несколько лет, и ты вдруг с Кларой приехал в Москву (кажется, в 1968 году). Мы встретились как родные. Более того, я очень хорошо, до деталей, помню нашу встречу в гостинице «Метрополь», где я отдал тебе свой доклад, прочитанный 30 января 1968 года на вечере о Платонове в Центральном Доме литераторов. Тогда я начал с Платонова, а сказал о наших уже во всю гонимых властями современниках -Солженицыне, Окуджаве, Коржавине, Неизвестном. Сказанная в адрес Сталина (уже закончилась хрущевская «оттепель» и возрождался сталинизм) фраза - «Черного кобеля не отмоешь добела» - быстро разошлась по Москве среди интеллигенции. Меня исключили из партии, пытались уволить с работы, в общем начинался партийно-чекистский шабаш. И вот тут-то вы и помогли мне, да и не только мне. Вывезли текст моей речи (как вскоре выяснилось, прекрасно записанной чекистами, следившими за писателями), скомкав листочки и засунув их в детские носки. Потом он был напечатан в западной прессе.

Так начинались наши отношения. Господи, с тех пор прошло не меньше сорока лет. Пора итожить.

Я знаю, может быть, даже не меньше, чем ты, это странное племя западных «русистов». И ничуть не принижая других знатоков, любящих Россию, не могу не признать: такого знатока русской литературы, русской общественной мысли, да и просто человека, понимающего всю нашу историю и современную политическую ситуацию, как ты, право, не знаю. И дело совершенно не только, а может быть, даже и не столько в числе и качестве работ о русской культуре, написанных тобой. Они всегда отличались и глубиной, и превосходным стилем. Дело, может быть, прежде всего - как бы это сказать? - в установлении личностных связей между нашими культурами. Между конкретными людьми. Я сейчас говорю о том, в чем мне тебя никогда не догнать, да я и не стремлюсь, потому что не моя это стезя. Ты, оставаясь прежде всего философом, историком, мыслителем, как немцы говорят - zogennanten, то бишь яйцеголовым, стал удивительным организатором сближения культур. Стоило бы подсчитать (только кто это сделает?), сколько конференций и на какие темы ты организовал в Риме, Милане, Неаполе, Падуе, Мантуе, Пенне - о Солженицыне, о Сахарове, о Достоевском, Пушкине, Чехове… Скольких людей ты туда привлек. И сколько людей - а их не счесть - тебе благодарны за это…

Позволю себе одно воспоминание. Может быть, самое сильное впечатление из истории наших с тобой отношений - то есть из истории отношений наших культур. В 1997 году в Римини проходила очередная международная встреча, организованная Итальянским христианским обществом. На сей раз она была посвящена Ф.М. Достоевскому, и ты пригласил меня в качестве докладчика.

Приехать из Москвы в небольшой курортный городок Римини и увидеть, что весь он облеплен метровыми портретами Достоевского, и узнать, что там происходит конгресс в его честь, - это в католической-то стране… Конгресс, организованный православными общинами Италии… Конгресс, на котором присутствуют тысячи человек, где добровольно работают православные итальянцы - от студентов до профессоров. Это было для меня, может быть, главное чудо. Это надо было не просто видеть. Это надо было внутри побывать, не веря в такую возможность, потрястись ее реализацией. Право, ничего подобного в моей жизни я не видел (к сожалению, такого пока нет в России ни в отношении Достоевского, ни в отношении Данте). Представляешь: в какой-нибудь Рязани - конгресс о Данте, и вся Рязань - в портретах Данте.


Еще от автора Юрий Федорович Карякин
Достоевский и Апокалипсис

Эта книга — не «образовательная», не академическая, не литературоведческая и не чисто философская, но личностная, духовная, нацеленная прежде всего на то, чтобы верно понять, а значит, исполнить самого Достоевского, вовлечь читателя в стихию чувств и мыслей писателя, посвятить его в «знаковую систему» гения.И предназначена эта книга не только для специалистов — «ведов» и философов, но и для многих и многих людей, которым русская литература и Достоевский в первую очередь, помогают совершить собственный тяжкий труд духовного поиска и духовного подвига.


Достоевский

Юрий Федорович Карякин родился в 1930 году в Перми. Окончил философский факультет Московского университета. Работал в журналах «История СССР», «Проблемы мира и социализма», был спецкором газеты «Правда». В настоящее время старший научный сотрудник Института международного рабочего движения АН СССР, член Союза писателей СССР. Автор книг «Запретная мысль обретает свободу» (1966) — совместно с Е.Плимаком — о Радищеве; «Чернышевский или Нечаев?» (1976) — совместно с А.Володиным и Е.Плимаком; «Самообман Раскольникова» (1976); исследований, посвященных творчеству Ф.М.Достоевского, а также инсценировок по его произведениям («Преступление и наказание», «Записки из подполья», «Сон смешного человека», «Бесы», «Подросток»)


Мистер Кон исследует "русский дух"

Центральный тезис Г. Кона, неоднократно повторяемый им в самых различных вариантах, гласит: нет никакой существенной разницы между Россией Советской и Россией царской, их преемственность проявляется в их «тоталитаризме», в их исконной вражде к «свободному» Западу. «Запад и его цивилизация, — пишет Кон, — олицетворяли все то, что Ленин был намерен разрушить. Но он желал также вырвать с корнем всякое западное влияние в России».


Лицей, который не кончается

«Пушкин – это просто нормальный русский человек в раздрызганной России». Это только одна из мыслей, поражающих простотой и очевидностью, к которым приходит автор этой книги – литературовед, писатель Ю. Ф. Карякин (1930–2011). Сборник состоит из заметок, размышлений Карякина о Пушкине, его роли в нашей истории, «странных сближениях» между Пушкиным и Гойей, Пушкиным и Достоевским. Основой книги стала неизвестная работа 70-х годов «Тайная вечеря Моцарта и Сальери». Что заставляет нас испытывать смятение от трагической фигуры Сальери? Почему он все-таки отравил Моцарта? Может, среди прочего потому, что Моцарт – личность, а именно личности в другом, другого в другом и не выносят такие, как пушкинский Сальери? Карякин пришел к выводам о послепушкинской России, получающим сегодня удивительные подтверждения.


Рекомендуем почитать
Сладостно и почетно

История любви туземца и звездолётчицы на фоне моря и степи… Ну или так бы ему хотелось.Иллюстрации: Shaidis.


Морской закон, рыбья правда

Всю жизнь Зура идет вслед за войной, пьет ее вино, ест ее хлеб. Войну не остановить даже между двумя соседскими деревнями — что уж говорить о двух совершенно разных народах, суши и моря? Но маг-отшельник Лин с маленького острова считает, что мир на побережье возможен. Теперь ему и Зуре предстоит сталью, волшебством и интригами убедить в этом два королевских двора — один среди пустыни, другой на дне океана. И главное поле битвы, как всегда, в сердцах людей.


История Грузии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великая хроника

Уникален и документальный материал хроники, почерпнутый. Матфеем из королевского архива, куда он получил доступ как приближенный короля Генриха III (1234-1272). Многие папские и императорские послания (например, публикуемое нами послание германского императора Фридриха II - фрагмент 6) содержатся только в "Великой хронике". Сочинение Матфея Парижского ценно тем, что в нем отразились многие современные хронисту события, среди них Лионский собор 1245 г.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Город, которого нет

Первая часть этой книги была опубликована в сборнике «Красное и белое». На литературном конкурсе «Арсис-2015» имени В. А. Рождественского, который прошёл в Тихвине в октябре 2015 года, очерк «Город, которого нет» признан лучшим в номинации «Публицистика». В книге публикуются также небольшой очерк о современном Тихвине: «Город, который есть» и подборка стихов «Город моей судьбы». Книга иллюстрирована фотографиями дореволюционного и современного периодов из личного архива автора.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.