Брату итальянскому - дай тебе Бог многая лета! - [2]

Шрифт
Интервал

Может быть, самое странное, что сближает нас (и отличает от многих других), - это наш с тобой во многом общий путь познания. Говоря словами Николая Кузанского, «путь от ложной истины к истинному незнанию». Мы с тобой на своей шкуре, «мозговой», прочувствовали, перестрадали истину (открытую нам Ф.М. Достоевским): «Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно возбуждать в себе вопрос: верны ли мои убеждения?»

Когда я наткнулся на эту очень глубокую мысль Достоевского (в его «Записных книжках»), в моей голове «сталинская заслонка» была уже ликвидирована, но заслонка ленинско-марксистская - еще больше укрепилась, стала еще толще. Точнее - не заслонка даже, а нечто инородное, вросшее в мозги и душу, отторгавшее все живое. Все еще думалось: марксизм (особенно ранний Маркс) - вот спасательный круг. Оказалось: соломинка. А ведь из нас (думаю, и из тебя тоже, по крайней мере тогда, когда ты учился в аспирантуре филологического факультета МГУ) выдавливали, да мы и сами из себя выдавливали, - не раба, а человека… Помнишь, как точно сказал об этом А.И. Солженицын: «Оглядясь, я увидел, как всю сознательную жизнь не понимал ни себя самого, ни своих стремлений. Мне долго мнилось благом то, что было для меня губительным, и я все порывался в сторону, противоположную той, которая была мне истинно нужна… Постепенно открылось мне, что линия, разделяющая добро и зло, проходит не между государствами, не между классами, не между партиями - она проходит через каждое человеческое сердце и через все человеческие сердца. Линия эта подвижна, она колеблется в нас с годами… С тех пор я понял правду всех религий мира: они борются со злом в человеке (в каждом человеке). Нельзя изгнать вовсе зло из мира. Но можно в каждом человеке его потеснить. С тех пор я понял ложь всех революций истории: они уничтожают только современных им носителей зла, а не разбирая, впопыхах, и носителей добра - само же зло, еще увеличенным, берут себе в наследство».

Полагаю, что и тебе родна эта мысль. Знаю, что ты написал собственную исповедь - признание старого «ревизиониста». И здесь мы оказались с тобой братьями.

У Достоевского есть понятие - «перерождение убеждений». У каждого сколько-нибудь мыслящего человека не может не быть «перерождения убеждений». Только у дураков нет «перерождения убеждений», именно этим они и гордятся.

Но само это «перерождение убеждений» или, что мне привычней, - перемена убеждений - для нашего поколения - относилась не только к убеждениям политическим, тактическим, даже стратегическим. Нет, речь шла о самых из самых коренных, мировоззренческих переменах убеждений. Для нас это был разрыв с коммунизмом (1) и встреча рода человеческого со своей смертью, вернее, со все нарастающей угрозой самоубийства (2). Обе перемены связаны друг с другом. Обе абсолютно беспримерны по своим масштабам, сложности, трудности и даже скорости.

Массовый разрыв с коммунизмом начался с февраля 56-го (XX съезд КПСС), причем начался вовсе не у нас, а на Западе и достиг своей кульминации (уже у нас) в конце 80 - начале 90-х.

Конечно, уж тебе, превосходному знатоку марксизма и западной философии, как никому, хорошо знакомы предсмертные поправки Ф. Энгельса к классическому марксизму, из которых и возрос так называемый «ревизионизм». Но согласись, что все-таки все эти разногласия были внутри одного и того же мировоззрения.

Более глубокой и серьезной критике марксизм подвергли так называемые «легальные марксисты» именно потому, что расхождения возникли не внутри мировоззрения, а между мировоззрениями. Критика коммунизма с их стороны несравненно основательнее, глубже самокритики «ревизионистов». П. Струве, Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк и другие (позже их стали называть «новыми христианами») поистине заложили краеугольные камни той библиотеки исповедей людей, прельстившихся коммунизмом, познавших его изнутри, а потому, в конце концов, порвавших с ним, переменивших свои убеждения, людей, духовно спасшихся от коммунизма, который проутюжил их своим катком.

Эта библиотека удесятерилась в 20 - 30-х годах, потом еще настолько же в 50-70-х и, наконец, стала почти неисчислимой за последние 10-15 лет. Без таких исповедей постижение природы коммунизма, ослепившего на время тысячи и тысячи благородных, умных, честных людей, без такой библиотеки это постижение невозможно или крайне заторможено.

Но как оценивать перемену убеждений? Каковы здесь критерии? Чьей перемене верить, чьей - нет?

Зададимся самыми простыми вопросами: кто, как, почему, для чего, когда, в зависимости или в независимости от каких обстоятельств переменил свои убеждения? В каком возрасте? Какой ценой? (Имея в виду сложность, трудность, мучительность процесса.) Чем рисковал?

Какой профессии человек? Сколько времени ушло на это - от первого сомнения, первого сигнала колокольчика, прозвеневшего о неверности убеждений (казалось бы, навсегдашних), до решающего прозрения, до окончательного разрыва, до колокола набатного, знаменовавшего этот разрыв? Насколько человек честен, правдив, совестлив, умен наконец, чтобы рассказать обо всем своем пути, не скрывая правду о себе - худшем (а не говоря о себе - только лучшем) ? Не подделывая себя вчерашнего под сегодняшнего? Как человек объясняет свои прежние искушения? Что «забывает»? Здесь ведь особенно верно:


Еще от автора Юрий Федорович Карякин
Достоевский и Апокалипсис

Эта книга — не «образовательная», не академическая, не литературоведческая и не чисто философская, но личностная, духовная, нацеленная прежде всего на то, чтобы верно понять, а значит, исполнить самого Достоевского, вовлечь читателя в стихию чувств и мыслей писателя, посвятить его в «знаковую систему» гения.И предназначена эта книга не только для специалистов — «ведов» и философов, но и для многих и многих людей, которым русская литература и Достоевский в первую очередь, помогают совершить собственный тяжкий труд духовного поиска и духовного подвига.


Достоевский

Юрий Федорович Карякин родился в 1930 году в Перми. Окончил философский факультет Московского университета. Работал в журналах «История СССР», «Проблемы мира и социализма», был спецкором газеты «Правда». В настоящее время старший научный сотрудник Института международного рабочего движения АН СССР, член Союза писателей СССР. Автор книг «Запретная мысль обретает свободу» (1966) — совместно с Е.Плимаком — о Радищеве; «Чернышевский или Нечаев?» (1976) — совместно с А.Володиным и Е.Плимаком; «Самообман Раскольникова» (1976); исследований, посвященных творчеству Ф.М.Достоевского, а также инсценировок по его произведениям («Преступление и наказание», «Записки из подполья», «Сон смешного человека», «Бесы», «Подросток»)


Мистер Кон исследует "русский дух"

Центральный тезис Г. Кона, неоднократно повторяемый им в самых различных вариантах, гласит: нет никакой существенной разницы между Россией Советской и Россией царской, их преемственность проявляется в их «тоталитаризме», в их исконной вражде к «свободному» Западу. «Запад и его цивилизация, — пишет Кон, — олицетворяли все то, что Ленин был намерен разрушить. Но он желал также вырвать с корнем всякое западное влияние в России».


Лицей, который не кончается

«Пушкин – это просто нормальный русский человек в раздрызганной России». Это только одна из мыслей, поражающих простотой и очевидностью, к которым приходит автор этой книги – литературовед, писатель Ю. Ф. Карякин (1930–2011). Сборник состоит из заметок, размышлений Карякина о Пушкине, его роли в нашей истории, «странных сближениях» между Пушкиным и Гойей, Пушкиным и Достоевским. Основой книги стала неизвестная работа 70-х годов «Тайная вечеря Моцарта и Сальери». Что заставляет нас испытывать смятение от трагической фигуры Сальери? Почему он все-таки отравил Моцарта? Может, среди прочего потому, что Моцарт – личность, а именно личности в другом, другого в другом и не выносят такие, как пушкинский Сальери? Карякин пришел к выводам о послепушкинской России, получающим сегодня удивительные подтверждения.


Рекомендуем почитать
Осколки. Краткие заметки о жизни и кино

Начиная с довоенного детства и до наших дней — краткие зарисовки о жизни и творчестве кинорежиссера-постановщика Сергея Тарасова. Фрагменты воспоминаний — как осколки зеркала, в котором отразилась большая жизнь.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Красное зарево над Кладно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.