Брату итальянскому - дай тебе Бог многая лета! - [4]
Путь, проделанный Герценом, - от политической суеты к вершинам духовности. Потому-то Толстой и признал в нем своего брата. А ленинская статья «Памяти Герцена» - не что иное, как попытка политического лилипута использовать в своих сиюминутных целях духовного Гулливера. Самое поразительное в статье Ленина о Герцене - это НЕСОИЗМЕРИМОСТЬ МАСШТАБОВ: один - мыслит на уровне трагически-вселенско-историческом, второй - повседневно-цинично-политическом. Второй - просто по природе своей даже не то что не хочет - не может понять первого. А потому, наслышавшись о «гениальности» Герцена, не может не отвесить ему поклон и тут же указать на его «ограниченность».
Герцен был и остается для русского человека (но оказывается, и для тебя, итальянца!) кристально ясен «социологически», как Пушкин -поэтически и житейно… Герцен и есть Пушкин русской публицистики: и добр, и мудр.
Понимаю, что опять меня заносит. Но так происходит всякий раз, когда читаю или слушаю тебя. Хочется думать, спорить, соглашаться, говорить. Кажется, находись ты всегда рядом, разговор никогда не окончится, а темы для него не иссякнут.
Хочу под конец сказать тебе еще одну важную вещь: думаю, и ты, и я без наших жен - ты без Клары, я без Иры - не смогли бы сделать того, что смогли. Ты - по «объему выпущенной продукции» - несопоставимо больше меня. О причинах я уже говорил. Но удалось тебе столь многое свершить еще и потому, что с самых первых твоих шагов по тернистому «пути от ложной истины к истинному незнанию» с тобой рядом мужественно шла Клара, русская женщина, родившаяся в Сибири, учившаяся в Москве и прожившая большую часть своей жизни в твоей родной Италии.
А ведь моя Ира, с которой я тоже прошел уже долгий и не очень легкий путь, узнала вас, тебя и Клару, раньше меня. Вот начало ее воспоминаний:
Имя Витторио Страда вошло в мою жизнь очень давно и при странных, если не сказать - зловещих обстоятельствах.
Конец 50-х годов. Московский государственный университет. Я вместе со своими довольно аполитичными сокурсниками выхожу на финишную прямую исторического факультета. Нам уже объяснили кое-что о культе Сталина, нас совсем запутали с товарищем Тито, который оказался вовсе не товарищем, а «подлым наймитом». Мы уже побывали на целине, «чтобы рассказать потом внукам о великих делах партии и комсомола». Но нас, признаться, больше волновали свои дела: зачеты, экзамены, спорт, влюбленности… И вдруг у нас в университетском общежитии объявляется «враг» - итальянский филолог-аспирант, который хочет жениться на русской девушке Кларе, студентке филологического факультета. Имя этого «идейного врага» - Витторио Страда. И тут началось… Осудить, вразумить, не допустить! Собрания по всем гуманитарным факультетам.
Возможно, эта история и забылась бы по молодости лет, но судьбе было угодно очень скоро столкнуть меня снова с этим «идейным противником» и сделаться другом его, почитателем таланта и многолетним читателем и слушателем (на различных конференциях) этого блестящего мыслителя, публициста и, на мой взгляд, самого сильного «русиста» в Италии.
Сентябрь 1964 года. Приезжаю в Прагу работать референтом по Латинской Америке в журнал «Проблемы мира и социализма». В те годы в «румянцевской деревне» (так называли мы между собой международную редакцию по имени шеф-редактора журнала A.M. Румянцева) весело и увлеченно жили и писали многие будущие «прорабы» перестройки. Когда уезжала из Москвы, все (даже многие на Старой площади) горячо обсуждали только что опубликованную в «ПМС» статью Юрия Карякина о Солженицыне. До октябрьского переворота (16 октября, снятие Хрущева) оставались считанные дни. От Карякина узнаю, что, оказывается, из всей-огромной западной прессы, просмотренной им, он выделяет лишь одного автора, дошедшего до понимания сути того, что произошло в России, - итальянца Витторио Страду.
Проходят годы. В СССР после октябрьского переворота идет ползучая реакционная коммунистическая реставрация. Кто-то пытается - хотя бы в печати, в выступлениях - помешать этому. Евг. Евтушенко отваживается на публикацию своего знаменитого «Наследники Сталина». Юрий Карякин, с которым мы уже не расставались, на литературном вечере, посвященном памяти Платонова, в Центральном Доме литераторов произносит отчаянную речь против возвращающейся сталинщины, в защиту Солженицына, Окуджавы, Коржавина, Эрнста Неизвестного. Карякина исключают из КПСС. И опять возникает Витторио Страда. Его с семьей высылают из СССР. Наступило гнилое, топкое время застоя.
Долгие годы Витторио в СССР не пускали. Но его статьи в итальянской печати до нас доходили. Поражало всегда очень глубокое понимание им всего, что происходило у нас. Откликался он на все со скоростью журналиста, а вот анализ событий выдавал в авторе философа, очень трезвого и глубокого мыслителя и знатока - да, превосходного знатока русской истории, истории общественной мысли.
Закончить хочу, повторив: не знаю на Западе другого человека, так знающего (и узнавшего «способом любви») - Россию.
Ты помнишь, конечно, мой шуточный, а на самом деле серьезный тост в Милане на праздновании 90-летия Д. С. Лихачева: «Среди нас присутствует "двойной агент", агент Италии в России и агент России в Италии. Я хочу за этого "двойного агента" выпить, потому что это единственный "двойной агент", который нес добро и культуру в мир. Он был агентом культуры Италии в России и агентом культуры России в Италии. Это - Витторио Страда».
Эта книга — не «образовательная», не академическая, не литературоведческая и не чисто философская, но личностная, духовная, нацеленная прежде всего на то, чтобы верно понять, а значит, исполнить самого Достоевского, вовлечь читателя в стихию чувств и мыслей писателя, посвятить его в «знаковую систему» гения.И предназначена эта книга не только для специалистов — «ведов» и философов, но и для многих и многих людей, которым русская литература и Достоевский в первую очередь, помогают совершить собственный тяжкий труд духовного поиска и духовного подвига.
Юрий Федорович Карякин родился в 1930 году в Перми. Окончил философский факультет Московского университета. Работал в журналах «История СССР», «Проблемы мира и социализма», был спецкором газеты «Правда». В настоящее время старший научный сотрудник Института международного рабочего движения АН СССР, член Союза писателей СССР. Автор книг «Запретная мысль обретает свободу» (1966) — совместно с Е.Плимаком — о Радищеве; «Чернышевский или Нечаев?» (1976) — совместно с А.Володиным и Е.Плимаком; «Самообман Раскольникова» (1976); исследований, посвященных творчеству Ф.М.Достоевского, а также инсценировок по его произведениям («Преступление и наказание», «Записки из подполья», «Сон смешного человека», «Бесы», «Подросток»)
Центральный тезис Г. Кона, неоднократно повторяемый им в самых различных вариантах, гласит: нет никакой существенной разницы между Россией Советской и Россией царской, их преемственность проявляется в их «тоталитаризме», в их исконной вражде к «свободному» Западу. «Запад и его цивилизация, — пишет Кон, — олицетворяли все то, что Ленин был намерен разрушить. Но он желал также вырвать с корнем всякое западное влияние в России».
«Пушкин – это просто нормальный русский человек в раздрызганной России». Это только одна из мыслей, поражающих простотой и очевидностью, к которым приходит автор этой книги – литературовед, писатель Ю. Ф. Карякин (1930–2011). Сборник состоит из заметок, размышлений Карякина о Пушкине, его роли в нашей истории, «странных сближениях» между Пушкиным и Гойей, Пушкиным и Достоевским. Основой книги стала неизвестная работа 70-х годов «Тайная вечеря Моцарта и Сальери». Что заставляет нас испытывать смятение от трагической фигуры Сальери? Почему он все-таки отравил Моцарта? Может, среди прочего потому, что Моцарт – личность, а именно личности в другом, другого в другом и не выносят такие, как пушкинский Сальери? Карякин пришел к выводам о послепушкинской России, получающим сегодня удивительные подтверждения.
Начиная с довоенного детства и до наших дней — краткие зарисовки о жизни и творчестве кинорежиссера-постановщика Сергея Тарасова. Фрагменты воспоминаний — как осколки зеркала, в котором отразилась большая жизнь.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.