Мистер Кон исследует "русский дух" - [34]

но подражание ни в каком случае не должно быть простым списыванием. Подражание и заимствование вполне законны постольку, поскольку и в России мы "видим те же основные процессы развития капитализма, те же основные задачи социалистов и рабочего класса, но они ни в каком случае не должны вести к забвению особенностей России, которые должны найти полное выражение в особенностях нашей программы. Забегая вперед, укажем сейчас же, что эти особенности относятся, во-1-х, к нашим политическим задачам и средствам борьбы; во-2-х, к борьбе против всех остатков патриархального, докапиталистического режима и к вызываемой этой борьбой особой постановке крестьянского вопроса"[126].

Что же касается русских буржуазных партий, то они запоздали в своем развитии. "В то время как крайние направления нашей страны организованы, либерально умеренное ядро русского общества пребывает еще в состоянии почти бесформенном", — сокрушалось еще в 1902 г. "Освобождение" Струве. Фактически буржуазные партии создавались уже в ходе начавшейся помимо их воли буржуазно-демократической революции и против нее. Октябристы — правое крыло русской буржуазии — открыто переходят в лагерь контрреволюции после 17 октября 1905 г. Всего два-три года потребовалось для того, чтобы окончательно выявилась монархическая, контрреволюционная природа "левой" партии кадетов. В 1905–1907 гг. кадеты еще пытались играть на революции. Лавируя между самодержавием и народом, они хотели вырвать у царизма реформы, и тут же делали ставку на военную силу царизма, чтобы удержать "в берегах" расходившийся народный океан. Но повторилось еще раз то, что уже доказал своей историей земский либерализм. Расправившись с народом, царизм поставил "на место" и оппозиционного буржуа: "Царизм, — подчеркивал В. И. Ленин, — привлекал буржуазию на совещания, когда революция еще казалась силой — и постепенно отбрасывал прочь, пинком солдатского сапога, всех вождей буржуазии, сначала Муромцева и Милюкова, потом Гейдена и Львова, наконец, Гучкова, когда революция переставала оказывать давление снизу"[127].

В конце концов русский контрреволюционный либерализм XX в. довел до логического конца межеумочный земский "нейтралитет". Его окончательные политические лозунги: "враги слева" (Милюков), "лучше реакция, чем революция" (Струве), явились точным выражением материальных интересов русской буржуазии, неразрывно связанной с феодализмом. Русский либерализм был и до конца дней своих остался буржуазно-помещичьим либерализмом. "Русские помещики, от Пуришкевича вплоть до Долгорукова, — писал В. И. Ленин, — воспитали и воспитывают нашу либеральную буржуазию в духе невиданного еще в истории сервилизма, косности, боязни перемен"[128].

После поражения революции 1905–1907 гг. кадеты поддержали государственный политический курс, они выразили готовность, как заявил Милюков во время лондонской кадетской демонстрации "единения" с царизмом, стать "оппозицией его величества". Различие официального столыпинского курса "обновления" России (сначала успокоение — потом реформы) и курса кадетского прогрессистского (реформы — для успокоения) было расхождением двух тактик в пределах одной и той же политики, призванной вести Россию по западному "прусско-юнкерскому" пути. Но и та и другая тактика в условиях растущего революционного кризиса была закономерно обречена на провал. Крах кадетской политики был обусловлен отнюдь не отсутствием "парламентского опыта" в России. Крах кадетской политики был обусловлен отсутствием всякой почвы для буржуазного парламентаризма в условиях растущего сопротивления народных масс. Столыпинское "успокоение" увеличивало и концентрировало революционные силы, а любая существенная реформа была невозможна потому, что она развязала бы новый революционный взрыв. Недаром В. И. Ленин в одном из писем к И. И. Скворцову-Степанову писал: "Струве, Гучков и Столыпин из кожи лезут, чтобы "совокупиться" и народить бисмарковскую Россию, — но не выходит. Не выходит. Импотентны"[129].

Если бы Кон тратил свои способности не на фальсификацию, а на изучение реальной истории, реальных партийных программ, то он без особого труда мог бы установить по всем главным политическим вопросам определенную близость и родство политики самодержавной бюрократии и политики либералов. Свою близость к царизму русские либералы убедительно продемонстрировали, защищая принцип монархизма. Уже "Освобождение" Струве, с которого ведет историю кадетизма Кон, сочло "практически полезным" с точки зрения исторических и политических соображений оставить в незыблемости монархическое начало, предварительно очистив монархию от "пут самодержавия". Струве выдвинул лозунг: "Нужно сбросить с русской монархии путы самодержавия!"

Правда, о своем монархизме кадеты предпочли умолчать, когда собрался их учредительный съезд — революция в России шла на подъем. Но принцип монархизма сразу же появился в кадетской программе, как только схлынула первая революционная волна. Кон специально разъясняет своим читателям, что означало русское название "кадеты", но он "забыл" осветить один существенный момент: название "конституционные демократы" было с самого начала "…придумано для того, чтобы скрыть