Мишель Монтень. Опыты. Книга первая - [139]

Не останавливаясь более на окружавших Монтеня виднейших писателях и мыслителях, на писания которых он явно и скрыто отвечал своими размышлениями в разных местах «Опытов», рассмотрим, каковы были ближайшие предшественники и сподвижники Монтеня в борьбе с важнейшими столпами феодально-церковной идеологии — схоластикой и теологией. Здесь, прежде всего, следует назвать имена Франсуа Рабле и его соратников Этьена Доле и Бонавентуры Деперье. Именно они, подвергнув сокрушительной критике схоластическую лженауку и ее главную представительницу — теологию, заложили прочный фундамент того направления мысли, которое подготовило, по словам Энгельса [861], развитие французского материализма и атеизма XVIII в. Рабле, Доле, Деперье стоят в начале той линии развития, которую в конце века замыкает Монтень. В своих «Опытах» Монтень очень часто перекликается, не называя их имен, — со своими старшими современниками, строит свои концепции на заложенном ими фундаменте. Этьен Доле, сожженный за атеизм в Париже на площади Мобер в 1546 г., дал такую основательную критику веры в чудеса, расчищавшую пути для научного познания, что его преемникам оставалось только итти дальше по намеченной им тропе. Разбирая «Опыты», мы увидим, как, отправляясь от тех же исходных положений, Монтень блестяще развивает их на новом материале. Продолжая борьбу со схоластикой и теологией, которые были гениально высмеяны великим Рабле и Бонавентурой Деперье, — не говоря о менее выдающихся писателях, — Монтень подошел к этому вопросу с другой стороны; он показал необходимость этой борьбы для раскрепощения науки и, в первую очередь, философии. В этой связи необходимо коснуться, хотя бы кратко, непосредственных предшественников и современников Монтеня на французской почве в области философии.

В борьбе со схоластикой Монтень имел союзником такого выдающегося современника, как самый крупный французский философ XVI в., предшественник Декарта и его философской реформы, Пьер де Ла-Раме (в латинизованной форме — Петр Рамус). Выходец из народа — сын бедного пикардийского крестьянина, — Рамус [862], проявив большую силу характера и обнаружив замечательные способности, стал одним из самых замечательных профессоров основанного Франциском I светского университета Коллеж де Франс, исключительный дар речи которого привлекал в его аудиторию несметные толпы слушателей, каких Париж не видел со времен Абеляра. Решительный противник схоластизированного Аристотеля — в особенности аристотелевской логики и методов преподавания ее — Рамус еще в 1536 г. на диспуте с целью соискания им степени магистра наук выставил неслыханный для тех времен тезис: «Все, сказанное Аристотелем, ложно» (Quaecunque ab Aristotele dicta essent, commentitia esse). На диспуте, длившемся целый день, оппоненты Рамуса из схоластиков тщетно пытались разбить дерзкого новатора. Искусная диалектика его справилась со всеми их возражениями, и Рамусу была присуждена ученая степень. С этого времени Рамус отдал все свои силы и способности этой борьбе и под конец заплатил жизнью за свои смелые выступления против идола схоластиков. Во время Варфоломеевской ночи этот «воин науки» (так называет его T. Н. Грановский), издавший в 1555 г. первое подлинно философское произведение на французском языке — «Диалектику», — этот ученый, являвшийся украшением Франции, имя которого гремело по всей Европе (последователи Рамуса имелись в университетах Германии, Англии, Швейцарии и других стран), был убит наемными убийцами, которых привел к нему его враг схоласт-обскурант Шарпантье. Труп Рамуса после надругательства был брошен в Сену.

Критикуя схоластическую философию, «богом» которой, по словам Монтеня, являлся Аристотель, Монтень не мог пройти мимо того большого дела, которое было сделано Рамусом, и, в частности, мимо выдвинутого Рамусом требования ставить разум выше всяких авторитетов. «Никакой авторитет, — утверждал Рамус, — не должен господствовать над разумом и управлять им, наоборот, разум должен господствовать над авторитетом и им управлять». Анализируя «Опыты», мы убедимся, как близка была Монтеню эта борьба с излюбленным схоластами авторитарном мышлением.

В том же направлении, подрывая основы церковно-феодальной идеологии, действовали и другие философские течения — эпикуреизм, различные скептические системы древности, выдвинутые в это время, в связи с ростом гуманистической мысли. Так, например, о сравнительно раннем развитии во Франции скептического направления мы имеем любопытное литературное свидетельство в вышедшей в 1545 г. третьей книге бессмертного романа Рабле, в которой мы встречаем забавную фигуру Труйогана, «философа эфектического и пирронического», т. е. скептика. Не следует думать, что эпизод с Труйоганом просто игра ума великого сатирика. Рабле чутко относился к веяниям своего времени и отражал их в своей эпопее. Это относится и к успехам скептической философии во Франции, о которой Гаргантюа здесь же замечает: «Значит самые ученые и мудрые философы теперь примкнули к направлениям и школам пирронистов, апорретиков, скептиков и эфектиков»