Мировая революция. Воспоминания - [146]

Благодаря новой организации Европы и созданию новых государств национализм потерял свой отрицательный характер, ибо угнетенные народы стали независимыми. А против положительного национализма, стремящегося к положительной и усиленной работе, к поднятию уровня своего государства, никто ничего не может возразить. Не любовь к своему народу, но шовинизм является врагом народов и человечества. Любовь к своему народу не требует ненависти к иному народу.

Естественно, что национальность, принадлежность к национальности определяется языком: язык бесспорно является выражением духа народа. Однако это не является его единственным выражением. Начиная с XVIII столетия изучается сущность народности, и теперь мы приходим к заключению, что национальность, вид и характер народа выражается во всем духовном и культурном его стремлении. Потому-то теперь сознательное развитие национальности требует не только лингвистической программы – наша литература и искусство, наша философия и наука, наше законодательство и государство, наша политика и администрация, наш моральный, религиозный и вообще духовный характер должны тоже быть национальными; теперь, когда у нас есть политическая независимость и мы являемся господами своей судьбы, нас не может уже удовлетворить национальная программа времени народного и государственного порабощения; тогда естественно выдвигалась лингвистическая программа, теперь же национальная программа должна быть общекультурной[12].

Мы уже говорили о культурном синтезе, к которому теперь стремятся в образованной Европе; он должен быть синтезом культурных элементов различных народов. Осуществлять этот синтез должны начать как раз в государствах со смешанными национальностями: меньшинства образованных народов могут в этом случае иметь весьма важную и почетную задачу.

Демократия будет нашей программой во внутренней политике постольку же, поскольку мы будем стремиться к демократизму и в политике внешней: мы возродили наше государство во имя демократической свободы и мы сможем удержать его лишь свободой, одной лишь все более и более совершенствующейся свободой.

Еще нигде нет последовательно осуществленной демократии; все демократические государства являются до сих пор лишь опытом создания демократии. Демократические государства, одно более, другое менее, сохранили в себе многое из духа и устройства старого режима, из которого они возникли, – на свободе, равенстве и братстве как внутренне, так и внешне будут основаны лишь действительно новые государства, государства будущего.

Наше государство не только должно быть демократическим, но недемократическим оно и не может быть. Сравнивая нас с Америкой, я уже говорил, что у нас нет династии, нет национального дворянства, у нас нет традиций старого милитаристического войска, у нас нет и церкви, политически так признанной, как в старых, особенно монархических, царских, теократических государствах. Уже по этим причинам наше возрожденное государство должно быть демократической республикой, и у меня лично эти доводы, совместно с положительными свойствами республики и демократии, влияли при выборе формы нашего государства. Я, конечно, сознавал, что столетнее воспитание и пример абсолютистической и чисто династической Австрии оставили на нас свои следы; до сих пор наш демократизм был отрицательный, отвергающий австрийский абсолютизм, но теперь он должен стать положительным; то, что мы защищали как идеал, должно теперь сделаться действительностью. Это не будет легким делом.

Демократия, защищающая суверенитет народа, не похожа не только относительно, но и всем своим существом на аристократию, особенно же на монархию. Старая монархия была милостью Божьей, республиканская демократия является государством, рожденным из народа, благодаря народу и для народа: демократия не опирается, как старая монархия, на церковь, но зато она основана на гуманности.

В демократии, потому что она является обладанием всех всем, дело не в господстве, а в управлении, в самоуправлении и в гармонизации всех творческих сил государства. Идеалом демократии должно бы было быть непосредственное управление и власть; но при все возрастающей численности народов и государств демократия может быть лишь косвенная, осуществляемая избранными представителями граждан, парламентом, избранным на основании всеобщего избирательного права. Этот парламент и его власть не смеет сделаться господином старого образца, он должен постоянно сознавать, что его авторитет проистекает из права делегирования, которое он получил от своих избирателей.

Демократические конституции вводят референдум, при помощи которого всеобщая демократия, по крайней мере в законодательстве, применяется и количественно.

Демократия естественно всей своей основой защищает индивидуализм – свобода является целью и основой демократии, демократия выросла и растет еще долее из индивидуализма. Поэтому избрание представителей является одновременно и расценкой; демократия признает квалификацию и авторитет, но авторитет в демократии не означает политическое и сословное первенство и привилегии, а политические и административные способности и особые качества специалистов. Поэтому перед демократией лежит задача организовывать и обеспечивать, при свободе и совместном управлении всех, авторитет избранных вождей – не господ! – и их воспитание. Демократия – это вовсе не стадное равенство, не признающее качественного различия – свобода, равенство и братство не означает нивеливации, но, наоборот, индивидуализацию, а потому и квалификацию.