Вниманию читателя предлагается исповедь человека, который из своих 40 лет 20 провел за решеткой. И остался при этом человечным и благородным, принимающим чужую боль как свою собственную, со своими понятиями о справедливости, чести, достоинстве и рыцарстве.
Судьба Павла Паныча одновременно и типична, и нетипична для «спецконтингента» переформированной украинской системы исполнения наказаний, оставшейся во многом старым советским ГУЛАГом. Типична, потому что в ней принято ломать непокорных зеков, применяя насилие.
Вначале в детском доме не пожалели полуголодных мальчишек, укравших торты в магазине, и Павел попал в исправительную колонию для малолетних. А потом… Человеку, однажды попавшему в жернова системы, очень трудно из нее выбраться.
Всякий раз, когда он, будучи человеком неравнодушным, остро реагировал на проявления несправедливости, особенно в отношении женщин, детей и больных, его наказывали, избивали, пытали. Он испытал на себе почти весь существующий ассортимент жестоких пыток. Но не сломался, а всегда выступал против пыток, ставя на кон собственную жизнь (и перенес две клинических смерти!).
Паныч и в заключении, и на свободе продолжает всеми возможными способами добиваться, чтобы информация об издевательствах над заключенными в ряде учреждений, о пытках дошла до государственных органов, и чтобы виновные были привлечены к ответственности. Именно описание пыток в Алексеевской колонии № 25 в Харькове, сделанное Павлом, побудило делегацию СРТ — Европейского комитета по предупреждению пыток и дурного обращения — посетить эту колонию в 2012 году (перевод фрагментов доклада СРТ о визите в Украину в 2012 году, касающиеся колонии № 25, приведены в приложении).
Именно в этом характерная особенность Паныча, отличающая его от других заключенных, — неукротимое желание добиться справедливости, прекратить пытки и другие преступления в пенитенциарной системе и наказать тех, кто эту систему пыток выстроил и поддерживает. Собственно, и написание этой книги мотивировано прежде всего этим желанием.
Предвижу сомнения читателя: но ведь Паныч совершал преступления, значит, кому-то причинил зло? Я думаю, что это не так, что причиной его бед является чересчур эмоциональная и доверчивая натура, в некоторых случаях его доверчивость граничит с наивностью. Именно это стало причиной его последней долгой отсидки.
Впрочем, судите сами — ничто так хорошо не характеризует человека, как написанный им текст.
Я благодарю всех, кто содействовал выходу этой книги в свет, и особенно — Елену Сапожникову, набравшую рукопись Павла на компьютере.
Евгений Захаров
Одиночная камера, в которой мне доведется провести два месяца. Два месяца в полной изоляции от всех! Камера метр двадцать в ширину, метра четыре в длину. Как правило, стандартный набор: умывальник, туалет, нары, вмонтированные в стену, которые днем пристегнуты. Небольшой столик, приваренный к батарее и с надлежащим сиденьем (или скамейкой), которое так же приварено к железу. Рама оконная одинарная, это явно отражалось на холоде в камере при январских морозах. Но, слава Богу, батареи еще дают о себе знать, значит не так уж и плохо. Можно еще и полотенцем укрываться, сидя на корточках, ведь оно у меня широкое и длинное. И надышав внутри, можно греться. На первый взгляд, это сложно — сидеть в таких условиях, но сложно будет тогда, когда представишь себе, в каких условиях сидят в Германии, Англии. Но если подумать, как сидели триста лет назад, то это роскошь, наверное, буду сравнивать с условиями содержания трехсотлетней давности, тогда я буду все это ценить.
Но как провести свое одиночество? Ведь находясь здесь два месяца, нужно как-то жить!? Ну, начну с того, что одиночество — это понятие растяжимое, какая раз-ница, когда ты находишься среди тех, с кем тебе поговорить не о чем, и ты точно так же, как сейчас, гоняешь мысли про себя, не озвучивая их вслух. И разве это одиночество! Одиночество — это когда у тебя не осталось ни одной родной души, а это очень страшно, потому что теряется смысл жизни.
Очень страшно, когда тебя уже некому назвать сыном, отцом, любимым. А это одиночество — всего лишь маленький пустяк, который можно провести с пользой для себя.
Но какую можно извлечь пользу из «одиночной камеры»? Ведь то, что ты думаешь, читаешь, — это все лишь для себя. А если бы я всегда жил для себя, то сейчас просто не сидел бы в одиночной камере. Но можно эти два месяца провести и не для себя, ведь есть ручка, листики бумаги. А это значит, все то, что я думаю или хотел бы рассказать, я могу изложить на бумаге. Потом передать текст издателю, и, если он его заинтересует, то моя рукопись будут напечатана! Ну, а что можно написать такого, что могло бы вызвать интерес не только у издателя, но и у общества? Любое общество всегда состоит из людей, а каждый человек — это отдельная жизнь. И каждый человек свою жизнь прожил как-то, и нельзя найти две одинаковые жизни, точно так, как нельзя найти две одинаковые снежинки. Только вот снежинки одна красивее другой, а человеческие жизни не всегда могут радовать другого.
