Мировая республика литературы - [109]

Поскольку язык — основная составляющая литературного капитала, нам, несомненно, придется столкнуться с некоторыми из тех механизмов и решений, которые уже были рассмотрены. Это неизбежно приведет к повторам, но мы стремимся прежде всего подчеркнуть специфические черты этих механизмов, которые проявляются в отношении языка.

Отказываясь от «рабского» подражания античным текстам, дю Белле предлагал покончить с почти автоматическим присоединением французской поэтической продукции к латинскому (т. е. чужому) литературному капиталу. Первой и главной чертой различия он считал язык — и эта черта будет постоянной на протяжении всего процесса формирования мирового литературного пространства, поскольку все писатели, оказавшись в положении дю Белле, будут действовать по той же схеме. Дю Белле отталкивается от доминирующей латинской модели, с ее литературными формами и тематикой, и предлагает альтернативу, способную претендовать на звание нового литературного языка. После Плеяды, боровшейся за самостоятельность французского языка, гердеровская модель лишь яснее сформулировала схему, по которой, благодаря многообразию народных языков, узакониваются литературные права «малых» наций. Как было замечено выше, это движение продолжалось еще долгое время после всплеска националистических притязаний в Европе XIX в. Даже в наше время именно языковой критерий часто позволяет формирующимся государствам стать полноправными гражданами мира, как в политическом, так и в литературном смысле.

Вопрос языковых «различий» встает с равной остротой для всех подчиненных литератур, каким бы ни было их реальное положение, т. е. лингвистическая и литературная дистанция между ними и центром. «Ассимилирующиеся», которые вечно испытывают по отношению к доминирующему языку чувство отчуждения и неуверенности, прибегают к своего рода гиперкоррекции, чтобы избавиться от языковых особенностей своего происхождения, как избавляются от акцента. «Диссимилирующиеся», наоборот, любыми средствами стремятся увеличить пропасть, отделяющую их от доминирующего языка. В этом смысле не важно, есть ли в их распоряжении какой — либо другой язык. Они либо стремятся принципиально дистанцироваться от основного (т. е. полноправного) узуса, принятого в доминирующем языке, либо создают/воссоздают новый национальный (и потенциально литературный) язык. Иначе говоря, выбор языкового материала, который писатели часто делают неосознанно, даже если они целиком и полностью зависят от национальной лингвистической идеологии, не сводится, как это бывает в крупных национальных литературах, к покорному подчинению национальной норме[480]. Языковая проблема стоит для них более остро, и они находят для нее более оригинальные решения[481].

Диапазон возможностей, который открывается перед ними, зависит прежде всего от места, которое они занимают в литературном пространстве, и от степени литературности их родного (национального) языка. Зависимость, в которой оказываются писатели, может соответствовать трем следующим формам: она может быть политической (т. е. в то же время лингвистической и литературной), лингвистической (т. е. в то же время литературной) и чисто литературной. Решения, которые писатели принимают, и выходы, которые они находят, обусловлены формой их зависимости в литературном мире. Все они внешне близки между собой, и в то же время сильно отличаются содержанием и шансами на успех, т. е. на заметное место в литературной жизни. В мировом литературном пространстве «малые» языки могут быть классифицированы по четырем основным и постоянным категориям, которые определяются степенью литературности. Первую из этих категорий составляют устные языки, или языки с не устоявшейся, формирующейся письменностью. Не имея письменности, они по определению лишены литературного капитала, неизвестны в мире и не могут претендовать на перевод. Это, в частности, некоторые африканские языки с еще не сформировавшейся письменностью, или некоторые креольские языки, которые начинают, благодаря деятельности писателей, обретать литературный статус и устойчивую письменность. За ними следуют недавно «созданные» или «воссозданные» языки, в момент обретения независимости ставшие национальными (каталанский, корейский, гэльский, иврит, новонорвежский…). На этих языках говорят и пишут немногочисленные носители, немногие полиглоты их знают, и у них нет традиций обмена с другими странами. Чтобы постепенно обрести международное литературное существование, им приходится благоприятствовать переводам. В следующую группу входят языки древних культур и традиций, принадлежащие «малым» странам, нидерландский или датский, греческий или персидский. У них тоже мало носителей и они тоже не популярны среди полиглотов. У них есть своя история и они располагают довольно внушительным кредитом, но они малоизвестны по ту сторону своих национальных границ, а следовательно, невысоко ценятся на мировом литературном рынке. Наконец, последнюю группу составляют языки, распространенные на большой территории, чьи внутренние традиции внушительны, но которые, тем не менее, мало известны и низко котируются на международном рынке, и поэтому оказываются под давлением центра. Это такие языки, как арабский, китайский или хинди…