Министерство по особым делам - [86]

Лилиан ему не поверила.

– Тогда с какой стати вы вообще со мной заговорили? Я за эти недели поняла: добрые самаритяне из воздуха не берутся. Священник вы или нет – для вас тут должна быть какая-то выгода.

– Это очень циничный взгляд на нашу систему. На вас бы форму надеть. В армии вы будете на месте.

– Мне нужно только одно, – сказала она. – Не знаю, что вами движет: вина, Господь, грязные деньги – но все это я унесу с собой в могилу, если вы вытащите из могилы моего сына.

– Я и правда не могу вам помочь, – сказал он. И, передавая Лилиан ее очки, добавил: – Да и не должен.

Кадиш шел через парк к реке. Не будучи большим любителем природы, Кадиш, глядя на деревья, тем не менее вспомнил, что в этом мире есть и деревья, и, проходя по дороге к авеню Костанера по набережной, полюбовался могучей рекой, и не мог не признать, что она – несмотря на пролетавшие мимо машины – великолепна. Кадиш потер руки. Было еще довольно холодно.

Шагая вдоль реки, Кадиш отметил, что ему она кажется океаном. Эту мысль в далеком детстве заронил в него Талмуд Гарри. Гарри говорил: «Возьми все библейские реки и озера, вылей всю их воду в нашу Рио-де-ла-Плата – и знаешь, что будет? Для нее это – что капля в море. Вот и скажи мне, малыш Познань, если сам Господь не боится, что Его легендарные моря на поверку выглядят лужами, почему Аргентина должна называть настоящее море рекой?» Ответа у Кадиша, разумеется, не было. «Спесь, – заявлял Талмуд Гарри. – Гордыня и спесь – отсюда и обман». И теперь, почти полвека спустя, Кадиш частенько вспоминал эти слова. Кому нужен самый маленький на планете океан, когда есть река, которая вгоняет человека в трепет?

На дороге стали попадаться рыбаки, из аэропорта по соседству взлетали в небо самолеты, оставляя за собой конденсационный след. Кадиша удивляло, что рыбаки даже не поднимали глаз, когда над ними с грохотом пролетали реактивные самолеты. Просто поразительно, как человек привыкает ко всему.

К Кадишу подрулила женщина с коляской, из которой торчали одеяла, и объяснила, хотя ее никто не спрашивал: «Иначе не спит, хоть плачь». – Кадиш понимающе кивнул и пошел дальше, пока не показался клуб рыбака – клуб словно парил над водой на подушке из тумана. Солнце еще не взошло, пирс скрывался где-то внизу, и казалось, что входишь в сказку. Казалось, это из тех мест, куда можно попасть, если спрашивать у незнакомцев путь в незнаемое.

Когда Кадиш подошел поближе, туман уже рассеялся, ветер стих и показался пирс – он простирался в глубь реки, примерно на полкилометра. Клуб сидел на пирсе будто пригвожденный. Он был шире пирса и выступал за него с обеих сторон. Клуб был построен поверх пирса, метрах в пятидесяти от берега – солидное деревянное сооружение с высокими куполами и множеством декоративных деталей. На фоне сугубо функционального пирса с его балками и сваями клуб, словно оседлавший пирс, выглядел еще красивее.

Рыбу перед клубом никто не удил. Но позади него там-сям виднелись удочки. Проходя через клуб, Кадиш старался выглядеть деловито, но это оказалось непросто: ни удочки, ни прочего рыбацкого снаряжения у него не было. И на рыбака Кадиш, хотя после ночи под скамьей в синагоге Благоволения вид у него был помятый, никак не походил: рыбаки поутру выглядят иначе. Один мужчина, а потом и другой спросили, кого он ищет. Он никого не назвал, пробурчал «сейчас вернусь» и указал на выход, куда и направился. Мужчины посторонились.

Доктор сказал Кадишу, что этот человек будет его ждать и узнает по описанию. Того человека доктор обрисовал так: потолще вас, но не такой коротышка, а лицом – вылитый бульдог. Наверняка, подумал Кадиш, доктор и его обрисовал ничуть не более лестно. Кадиш стал искать глазами крепыша-бульдога, но тут такими были почти все, включая самого Кадиша.

Впрочем, как ни странно, его это не встревожило. Кадиш верил, что опознает этого человека с первого взгляда. Список его ошибок в делах был бесконечен, тем не менее Кадиш верил в свое чутье.

Пирс кончался небольшим навесом, там и стоял тот, кто был нужен Кадишу: вот он, в зимней куртке с капюшоном, нога на перилах. Усы, неухоженный, то ли давно не брился, то ли решил отпустить бороденку. Да, Кадиш узнал его сразу.

Справа и слева две удочки, в мясистой руке – чашка кофе. Его выдавало выражение лица, хорошо знакомое Кадишу, – такое же, как у него самого. Вид сломленного жизнью человека – подойди к нему Кадиш, схвати за лодыжки и кинь через перила в воду, тот и не подумает сопротивляться, легко смирится: ведь с концом жизни конец и его бедам.

Они кивнули друг другу, мужчина снял ногу с перил, достал термос и налил кофе. Из чашки повалил пар, и Кадиш подумал: не от этой ли чашки поднималась дымка, которую он видел на пути сюда? Мужчина предложил чашку Кадишу. Это была крохотная жестяная чашечка, покрытая потрескавшейся белой эмалью, явно предмет особой любви хозяина.

Кадиш ничего не сказал, лишь напряженно всматривался в налитые кровью глаза мужчины. Отдающие желтизной и очень большие, хотя и утопали в обвисших щеках. Мужчины оценивающе смотрели друг на друга, потом Кадиш – гнетущее молчание на него не подействовало – повернулся к перилам и вместе с рыбаком стал смотреть на воду.