Подъехал грузовик, долго тормозил, выкатился из кабины шофер.
— Ты что? — заорал на Ксению. — Жить не хочется?!
Вадим отдал милиционеру деньги, взял квитанцию.
— Кто она вам? — спросил милиционер.
— Посторонняя, — сказал Вадим сквозь зубы.
Ксения подняла навстречу ему измученное лицо, и он закатил ей оглушительную пощечину.
— За что ты меня? — закричала она.
Милиционеру не по чину было молчать:
— Гражданин!
— Ты не смотри, — посоветовал шофер, — им игрушки, а мне б сейчас в тюрьму!..
— Я тебе сделала что-нибудь плохое?!
Вадим посмотрел мимо нее, собирая усталые мысли, припоминая, что надо делать дальше. Пошел. Ссутулился тяжело, подволакивал правую ногу. Улицы опустели по-позднему. Можно было не скрывать побитое, с полоской пластыря лицо, идти спокойно серединой тротуара, не думая о встречных. Он услышал шаги за собой, остановился, повел головой — Ксения застыла в пяти метрах. Так неприкаянная собака боится камня, держит безопасное расстояние.
— Послушай меня! — она заревела. — Прости меня! За что все против меня? Я не самая плохая на свете, не самая последняя! Ты ж помогал мне. Пожалей меня, пожалуйста!
Она шла следом, останавливалась, если он замедлял шаги. Хотела остаться одна, потом, пугаясь одиночества, догоняла. Захлебывалась слезами, говорила себе, Вадиму, какому-то невидимому, но милостивому свидетелю:
— Вы же сами говорите, что любовь главнее всего! Я всех хуже сделала себе! Я только себе сделала плохо! Почему я приношу несчастье? Я тупая! Я дура? Дрянь! Дрянь! Избей меня! Избей меня, пожалуйста. Мамочка, миленькая моя мамочка! Я ведь хочу, как лучше! Я хочу, чтоб было хорошо! Объясните мне, пожалуйста!..