— Везде люди, — сказал он. — Стой здесь.
Толкнул дверь в кабинет дежурного врача.
Вадим вернулся через десять минут, подозвал ее, сказал быстро:
— Зайдешь — заплачешь, встанешь на колени. Не уйдешь, пока она тебя не простит. Не вздумай меня обманывать…
Показался дежурный врач — молодой высокий парень с жесткими черными волосами, торчащими из-под тесного колпака. Он молча, отстраненно, как на бабочку под стеклом, смотрел на Ксению.
— Она? — спросил он.
Вадим кивнул, подтолкнул к нему Ксению. Доктор пропустил ее вперед, на лестницу. Она поднималась по лестнице, два раза оглянулась на Вадима за поддержкой и силой.
Врач оставил ее в холле с люстрой, светившей по-ночному одним тусклым рожком.
— Если только она захочет, — сказал уходя.
Она никак не ответила, но старалась держаться достойно под снисходительным взглядом врача.
— Я, думаю, не захочет, — добавил он.
Ксения осталась одна. Мгновение стояла с опущенной головой, обвисшими плечами, выдохнула будто перед выходом на помост к зрителям. Разошлась бумага на пакете с дарами, и на пол упал апельсин, она присела поднять, упал другой. Ксения заторопилась, и на под посыпались конфеты, шоколад. Она встала на колени. Свернуть пакет не получилось, расстелила бумагу, торопливо собирала гостинцы, два апельсина откатились под кресла. Не поднимаясь с колен, она добралась до них.
Женщина в халате быстро шла по больничному коридору, врач спешил за ней.
— Где она? — говорила женщина. — Она сбежала, конечно, поганка… Нельзя было ее отпускать…
— Только без крика, пожалуйста, — попросил врач. — Меньше эмоций…
— Где она? — женщина оглядела полутемный холл.
Ксения медленно поднялась с колен, неловко держала бумагу. На ней лежали фрукты и сласти.
— Извините меня, пожалуйста, — сказала Ксения, с ужасом глядя на женщину.
— Сколько раз она описалась?
Ксения растерялась, думала, ослышалась.
— Ты покормила ее хоть раз?
— Я?..
— Идиотка! Ты Машеньку кормила?
Ксения уразумела, обрадовалась повороту разговора.
— Два раза, молоком…
— Кипятила?
— Да.
— Ты не ударила ее, вспомни, случайно?
— Нет, нет…
— Почему у нее глазки припухли?
Доктор стоял, привалясь к стене плечом, руки в карманах халата, наблюдал разговор, женщина обратилась к нему:
— У нее глазки припухли…
— Не волнуйтесь, мамаша, — больничным тоном сказал он, и сухо Ксении: — Выкладывайте, что вы хотели… Поздно… мамаше волноваться вредно, у нее молоко пропало… Говорите.
У Ксении опять упал апельсин. Она стала подбирать, залепетала:
— От вас зависит… Я не хотела, честное слово. Я не знала, что так получится. Поймите меня, как женщина… Я любила…
— Собачьи свадьбы, — сказала женщина. — У меня девчонка хоть кашлянет… Если только!
— Я вас навещать буду. Все, что хотите. Мне восемнадцать лет. Хотите, я перед вами на колени встану? Давайте по-хорошему… Я заслужу, я оправдаю, я искуплю.
Женщина неожиданно заплакала, смазывая слезы широкой ладонью, сухой, блестящей. Шептала:
— Сволочь гладкая! Надо же, какая сволочь!..
Ксения пошла к лестнице. Оставила нелепый пакет в углу верхней ступени. Спускалась все быстрее, быстрее. Апельсин лениво катил за ней, дрябло подпрыгивая на ступеньках. Ксения — бегом — промахнула последний пролет, кинулась к двери.
Сестра помогла Вадиму надеть пиджак. Он крякнул, неловко повернув ушибленную руку.
— Завтра сходите на рентген, — сказала сестра. — Давайте подвесим руку, я аккуратненько сделаю…
— Ладно, — отмахнулся он, — спасибо и так…
В вестибюле никого не было. Вадим потрогал свежий пластырь на лице, нетерпеливо глянул в сторону лестницы.
Врач спускался по ней.
— Вы еще здесь? — удивился он. — Заберет она заявление. Я думаю, заберет. Зря ваша убежала.
— Ксения?! Черт бы ее побрал!
Вадим сник. Отвернулся от внимательного доктора.
— Вы действительно ей никто? — спросил доктор.
— Я — Ванек, крайний… Не понимаешь? Кругом все рушится, валится, помочь некому, потому что одному не положено, как тебе, другой хромой, третий сопливый, у всех дети! Вот тут находится Ванек. Он пашет, а все стоят и ржут — нашли дурака… Но это пока самих не прихватит. Тут сразу бегут: «Ваня, помоги, ведь ты такой хороший человек, а то у нас радикулит и времени нету», — Вадим хохотнул, сказал в пустоту: — Эх, вы! Черти…
Махнул рукой, пошел к дверям. Дернул за ручку не в ту сторону, в раздражении рванул так, что задребезжали стекла. Опомнился, легко оттолкнул от себя, и дверь распахнулась.
Он искал ее в переулках, отходящих от магистрали. Он разворачивался, рычал от боли в плече, успевал переключать скорость правой рукой и ею же крутить баранку.
Неожиданно смолк двигатель, машина еще метров пятьдесят прошла по инерции. Вадим глянул на приборы — бензина не было. Ударил кулаком по-рулевому колесу, машина вякнула сигналом. Вышел, поддерживая вновь разболевшееся плечо. Услышал милицейский сердитый свисток и увидел фигурку, бегущую по мосту через реку.
Он побежал нелепо, по-крабьи, вперед больным плечом, обнимая его на бегу здоровой рукой.
Они прибежали с разных сторон одновременно с постовым.
— С ума сошла! — закричал милиционер.
— Что она? — задыхаясь, спросил Вадим.
— Чуть под колеса не попала! Штраф, голубушка, заплатишь!
