Милый, дорогой, любимый, единственный… - [12]

У Саши лицо похудело от неприятности.

Вадим злорадно подумал, что теперь ему не одному мучиться сегодняшний вечер, и добавил:

— Она в КПЗ сидит.

— Я всегда считал ее аферисткой, — отходя от столбняка, прошептал Саша. — Было у меня такое…

— Там родители, между прочим, — сказал Вадим. — Смотреть страшно…

— Жлобы! — сказал. — Особенно папаша!

— Может быть. Но они очень на тебя надеются.

— Я ее год не видел! Надеются. Пусть на тебя надеются.

— Я посторонний человек.

— А я что, родня? Нашел родственника!

— Ты бы помог ей выбраться из милиции, — сказал Вадим.

— Тебе-то что волноваться? — вспылил Саша. — Это, наверно, наши с ней дела! Разберемся!

Вадим встал.

— Я обещал передать письмо… Передал.

— Конечно, — сказал Саша, — не волнуйся. Постращают ее, выпустят…

— Статья у нее до восьми лет. — Вадим взялся за дверную ручку. — Могут судить…

— Стой! — Саша опять занервничал. — Она говорила обо мне в милиции?

— Нет.

— Родители скажут. Жлобы чертовы! Сколько я им хорошего сделал.

— Ладно, — сказал Вадим. — Мне сказали передать, я передал…

— Конечно, а я теперь один должен! Подожди, слушай, дай сообразить…

Он расстроенно походил по комнате, повздыхал на дверь, за которой ходила жена.

— Что тут можно придумать? — пробормотал он.

— Поехать в милицию…

— Что жене сказать? — раздраженно сказал Саша.

Вошла жена, и он сразу нашелся:

— Света, мне надо на полчаса… Там один старик помер, осталась библиотека… Завтра поздно…

— Я к папе уеду, — сказала Света.

— Ты можешь поехать со мной, пожалуйста… Это рядом…

Он хорошо знал свою жену.

— Если через полчаса тебя не будет, я пойду к родителям…

Теперь на месте Ксении сидел он, вертел в руках яркую иностранную коробочку, вид у него был свежий, без лишней удрученности. Особенно раздражало Вадима, что Сашина рука лежала на спинке его кресла — начальственно и удобно. Он пошевелил плечами, намеренно оглянулся на чужую руку. Саша не понял или сделал вид…

— Хорошо! — сказал Саша, оглядывая улицы. — Я говорю — дома лучше всего все-таки. Ты не представляешь, как домой хотелось из-за границы. Услышишь самую элементарную нашу песню, и плакать хочется. Дома все-таки лучше.

— Кому?

Саша пристально посмотрел на него.

— Всем.

— Начальник, — не выдержал Вадим, — прими руку. Я ведь не девушка…

Саша не обиделся, но ему, было заметно, жаль менять удобную позу. Он вспомнил что-то важное, спохватился, стал шарить по карманам.

— Ты бы придумал, что в милиции говорить, — сказал Вадим.

— Тоже мне сложность! — буркнул Саша. — Фу! Вот оно!..

Достал из кармана Ксенину карточку и отдельно конверт.

— Думал, на столе оставил…

Конверт он выбросил в окно. На фотографию долго смотрел.

— Слушай, давай я у тебя ее оставлю… Я вот сюда.

Он положил фотографию в «бардачок».

— Да-а-а, — опять задумчиво сказал Саша, возвращаясь к своей теме. — И народ у нас пообщительнее, попроще. У нас всё душевнее…

— Ну, а как там телки?

— О чем ты? А, женщины? Бывают и у них… Одеты хорошо, держатся…

— В общем, попастись можно?

— Не знаю. Там, брат, не разгонишься. Ответственность. Был там у нас один болван. Был такой и нету такого… Да.

— Не представляю, что за жизнь без приличной телки. Что ж ты так? Что ихние телушки про нас думать будут. Скажут — такой пастух и никакого развлечения.

— Что ты от меня хочешь?

— Да я все про телок интересуюсь.

— Не по адресу, — сухо сказал Саша.

— Тебя не прихватишь, — сказал Вадим. — На производстве не пьешь. Приехал — первым делом мамочку навестил… Только вот телка тут одна заблудилась. Это неприятно. Но тебе и это по плечу. Верно, гонщик? Правильно я говорю, Шурик?

Он затормозил резко, и Саша лбом чуть не высадил переднее стекло. Он бешено вцепился в Вадимово плечо.

— Милиция, — показал Вадим на светящуюся таблицу.

— Идиот, — отходя сказал Саша. — Болван!

— Я подожду, — пообещал Вадим, — и мы с тобой гонки устроим по вертикальной стене. Бычок!

Он остался один. Ткнул клавишу магнитофона, тот загрохотал, сотрясая салон. Вадим лег на рулевое колесо и вроде уснул. Очнулся от тишины. Кончилась пленка. Он полез за другой кассетой, наткнулся на Ксенино фото. Взял в руки. С карточки смотрело на него юное лицо. Не такое красивое, каким стало от осмысления жизни, другое, не прорисованное. Но взгляд! Взгляд был сказочный, в ожидании чудесных событий.

Саша появился один. Торопливо подошел к машине. Вадим открыл дверцу:

— Как прикажете, командир?

— Не будь ты пацаном! — поморщился Саша. — Если я тебя не устраиваю… Черт со мной. Больше не увидимся… Дай с сиденья коробочку.

Над входом в милицию висела неяркая лампа. Изредка очертания человеческой фигуры путались с его собственной тенью. Ксения беспомощно огляделась, услышала сигнал машины, пошла на него. Саша махнул ей рукой, она, не веря, сделала еще несколько шагов, потом, будто ей живой воды подали, встрепенулась, побежала. Повисла на шее своего любимого, мертво затихла.

— Ты пришел, ты все-таки пришел! Ты почувствовал, да? Ты простил меня. Я знаю, простил! — на одном выдохе, протяжно забормотала она.

Саша оглянулся на милицию, погладил ее по голове.

— Ну-ну-ну.

Она взяла его лицо в руки, пытливо, любовно всмотрелась в него и, как каждая женщина в таком случае, искренне пыталась обмануть себя, уверить в хорошем.