Михаил Финберг. С рассвета до полуночи - [4]

На сцену вышел Анатолий Кролл, оповестил зал, что после Рознера он 21 год руководил его оркестром Мосгосфилармонии.

Нет того славного оркестра. Сегодня на просторах бывшего СССР нигде, кажется, не до джаза, как и в годы гонения на «космополитизм», «низкопоклонства перед Западом», когда саксофон считался изогнутым под давлением капитализма. Отошли в историю джаз-оркестры Л. Утёсова, Б. Ренского, А. Цфасмана, К. Шульженко-Коралли, Я. Скоморовского, А. Варламова, братьев Покрасс, нет и возникших позже «Днипро», «Реро», оркестров К. Певзнера, А. Блехмана, В. Людвиковского, Н. Минха, М. Вайнштейна, А. Бадхена, Т. Кулиева, Б. Горбатых, К. Орбеляна, В. Горбульскиса, исчезли коллективы А. Куценко, Г. Лукьянова, И. Бриля, «Арсенала» А. Козлова, да и сланный джаз Лунстрема в последние годы жизни патриарха собирался время от времени — на гастроли да на ответственные концерты. Я слушал в разные годы все...

Наш «АБ» сегодня единственный, играющий вживую настоящий джаз, он оттачивает мастерство, демонстрируя его на ежегодных — вот уже третье десятилетие! — фестивалях джаза в Минске.

— Жаль, конечно, — сетует Финберг, — что в телеверсии много ин­тересного и трогательного повырезали: концерт же шёл шесть часов, а в эфир дали только два. А такое случается раз в жизни. Больше такого радостного события я не переживал... и, верно, уже ничего подобного не случится.

5. Нормированный рабочий день (до обеда)

А с 9 утра чередой пошли со срочными организационно-хозяйственными вопросами и за подписями штатные сотрудники аппарата: бухгалтеры, заместитель, редакторы, завпост, кадровик. Любимым словом «давай» Финберг всех направлял на ежедневную работу.

Параллельно начались телефонные переговоры о концертах «АБ» на юбилеях минских предприятий, в Москве по случаю 15-летия «Аллеи звёзд», в райцентрах: на 15-м фестивале в Несвиже, на 8-м в Мстиславле, на 17-м в Молодечно, на 8-м в Мире, на 6-м в Турове... Скромно трутся у входа в его кабинет молодые музыканты, жаждущие прослу­шивания, чтобы попасть в этот оркестр... Но Финберг надевает пальто.

— Всё: 9.35. Уезжаю на репетицию.

Никто уже и не помнит, что рядом с общежитием консерватории размещалась неуютная «точка советского общепита». Это пробивные способности Финберга превратили полуподвал в звукоизолированную, светлую и тёплую репетиционную базу «АБ». У музыкантов бэнда со­временнейшие инструменты, в струнной группе подзвучена каждая скрипка, каждая виолончель, а количество и разнообразие ударных не поддаются ни подсчёту, ни описанию.

Тут 6 августа 1987 года состоялась первая «показательная» репетиция оркестра. По приглашению Финберга пришли Игорь Лученок, Эдик Ханок, Иосиф Скурко, Дима Смольский, Ядя Поплавская с Сашей Тихановичем, а Женя Глебов и я — с жёнами... я запомнил тех, кто сидел рядом, вдоль стены. Музыканты, видно было, волновались перед столь высоким «представительством». В бэнде играли мои знакомые из циркового оркестра: саксофонист Римас Киблярис, клавишник Анатолий Гилевич, тромбонист Лёня Буряк, трубач-виртуоз Валерий Щерица; кроме них из оркестра радио Финберг пригласил флейтиста Юру Кондратенко, ар­фистку Лилю Заяц, аранжировщика Андрея Шпенёва — с ним в ту па­мятную ночь Финберг составлял «бизнес-план» будущего оркестра; из «Песняров» перешёл сюда яркий джазовый пианист Аркаша Эскин, из ресторана «Юбилейный» бас-гитарист Архипов. Сыграли первую про­грамму минут на сорок — что успели наработать за несколько дней. По­том — самовар, чай с баранками.

А вечером того же дня очень узким кругом «остывали» от празд­ника — а это и был праздник белорусского музыкального искусства! — дома у Миши за арбузом с коньяком.

И тут он озвучил постулаты: самому не браться больше за тромбон — другие это делают лучше; не играть собственных произведений — другие пишут лучше; никаких «минусовок» — только живое исполнение!

— Для меня всё, что под «фанеру» — неживое! - закончил.

Действительно, было при мне: отказал руководителю популярной эстрадной группы в участии в фестивале, потому что тот попробовал сунуться с фонограммой.

И главное: всё, что касается Беларуси, будет исполняться в оркестре только на белорусском языке.

— Беларуская песня: меладычная, магчыма, трошкі сумная, але і заўжды з сур'ёзным і павучальным зместам. Гэта асаблівасці менавіта майго ўспрымання.

Вот уже три десятилетия придерживается он этой своей декларации.

— «Беларуская музыка»... Няма у нас азначэння гзтаму паняццю! Па месцы нараджэння аўтараў, выканаўцаў, па рэпертуары, ці яшчэ як? Тады музыка рослаўльца Глебава і ўсё «песняроўства» свердлаўчаніна Мулявіна — міма. Па мове? Тады Антонаў з Маладзечна і мінчанка Свірыдава — міма. А былая зямлячка Ліка Ялінская, цяпер масквічка? А наш Нацыянальны аркестр, які іграе Д. Элінгтона, — беларускае мастацтва? А віцеблянін Марк Фрадкін? А аршанец паэт-песеннік Барыс Ласкін? А калі ў выканаўцы песня-малітва за сваю Беларусь... але на мове іншай краіны? Ну, ужо хаця памаліцца-ткі за Беларусь можна ж было па-беларуску, як Мулявін, спяваючы купалаускі тэкст? Блытаніна, незразумеліца, дур нейкая... каб не сказаць крапчэй.