Мифологичность познания - [52]

Шрифт
Интервал

О разного рода общественных объединениях (государство, социум, народ, нация и т. д.) социальная наука и философия написали тысячи разных томов литературы, но могли бы ограничиться и одним, например, о толпе. В них общественные объединения провозглашаются чем-то возвышенным, хотя на самом деле все нации и народы обладают признаками примитивных (где-то рядом со стадом или стаей) низких сообществ, толпы, членов которых объединяют общие страхи и инстинкты, заточенные на самосохранение и корысть. В погоне за наживой (благополучие — главный критерий самосохранения) толпа любой идеологии и национальности, как стая шакалов в природе, вытягивается в длинную цепочку, и первые, достигшие клондайка, триумфуют, а остальные завидуют им. Меняются времена, идеологии и технологии, а корысть, покрываясь все более толстым слоем гламура, продолжает довлеть над человеком столь же властно, как над диким животным. И нет никакого намека на то, что это унижение человеческой природы когда-нибудь закончится. Даже глядя по телевизору на лидера страны, говорящего перед детьми об искусственном интеллекте, почти физически ощущается повышенное слюноотделение у этого оратора от предполагаемой, но далекой выгоды.

Среди разноликих толп всеобщий трепет и массовые спекуляции (правого, левого, центристского и всех остальных сегментов политики в государстве) вызывают национальные объединения. Народ, нация, национальность провозглашаются наивысшими ценностями в государстве. Для обоснования этих приоритетов придуманы национальные эгрегоры, похожие на поля, состоящие из физиологии, чувств и интеллекта, принадлежащих конкретной национальности. Если сравнить их с каким-нибудь природным элементом, то эгрегор — это чистый (лабораторный) слиток металла, а человек — атом в нем. Но в природе химические элементы в чистом виде и крупными залежами встречаются редко. Еще реже можно сохранить в первозданной чистоте эгрегор племени, от которого начался какой-то народ. Миграции, оккупации, плавающие границы государств, межнациональные брачные и просто сексуальные отношения постоянно разбавляют национальности друг с другом, и за века эгрегор, например, племени полян изменился настолько, что превратился в локальный миф.

Очевидно, что национальный эгрегор или просто пропаганда национальности и нации необходимы государственной бюрократии ради известной выгоды. Однако человек — штучный продукт, а не массовый. Он обладает возможностями прямых отношений со всей вселенной без посредничества какой-то группировки, толпы и даже мудрого гуру. Эти отношения наиболее полно осуществляются при раскрытии его природных способностей, тогда он более велик, чем его нация и любой самый могущественный народ во вселенной, потому что человек — естественное существо, жестко структурированное, а нация — искусственное создание, расплывчатое как кисель. Человек по рождению велик не только когда он гениальный поэт, художник или изобретатель — он возвышается над всеми группами и в роли, допустим, сантехника, если человек — слесарь от Бога, то есть занимается деятельностью, соответствующей его природным способностям.

В современном мире человек не может проявить свою оригинальность, значит, по факту он ничтожен, даже владея флотилией яхт, как ничтожен человек в футляре или интернете (ну, очень большой футляр), в этих условиях великим провозглашается сумма этих ничтожеств. Складывая миллионы нулей, выпускники Оксфорда или грандоеды вместо очевидного итога настойчиво, часто на грани паранойи, твердят о чем-то великом — национальном, государственном, народном, клановом, революционном, — возводят нуль в высокую степень, чтобы обнулить человека со всех сторон, превратить в безвольного участника толпы, в которую он случайно попал, скрыть конфликт между толпой и творческой личностью. А он состоит в том, что толпа следует инерции жизни, а творческая личность предлагает новую (обновленную) жизнь. Поэтому то, что предпочитает толпа на опросах и референдумах, при всех «новаторских» поправках ее лидеров, в лучшем случае ведет к стабильности угасания.

Конечно, человек в толпе народа или активистов свою связь со вселенной совсем не прерывает, однако его сознание, засоренное инстинктами и страхами толпы, а также искривленное несовместимостью природного дарования человека с наличной деятельностью, обновляется гораздо медленнее, чем могло бы, как следствие — замедляется, останавливается или идет вспять прогресс общества.

Справедливости ради нужно заметить, что укрепление государства за счет сплоченности его населения было необходимостью для биологического выживания человека еще полвека назад, поэтому вышеприведенная критика не относится к историческому периоду до создания атомной бомбы в СССР. Однако вскоре после окончания второй мировой войны такая угроза стала рассеиваться, а кабала толпы над личностью осталась, и, например, вооруженные силы, тысячелетиями бывшие спасением для народа, в современном мире стали одним из инструментов его деградации.

Такое положение сохраняется во всех странах мира, начиная с Северной Кореи и заканчивая США, из-за инерции мышления государственной бюрократии, которая все еще ищет врагов своего народа и находит обычно надуманных. Она постоянно играет в войны, как дети, пережившие настоящую войну. В этих, часто изощренных, играх, живя среди мифических врагов, из-за их реального отсутствия любая власть на земле, сама того не замечая, воюет со своим народом. И весьма успешно.


Рекомендуем почитать
Складка. Лейбниц и барокко

Похоже, наиболее эффективным чтение этой книги окажется для математиков, особенно специалистов по топологии. Книга перенасыщена математическими аллюзиями и многочисленными вариациями на тему пространственных преобразований. Можно без особых натяжек сказать, что книга Делеза посвящена барочной математике, а именно дифференциальному исчислению, которое изобрел Лейбниц. Именно лейбницевский, а никак не ньютоновский, вариант исчисления бесконечно малых проникнут совершенно особым барочным духом. Барокко толкуется Делезом как некая оперативная функция, или характерная черта, состоящая в беспрестанном производстве складок, в их нагромождении, разрастании, трансформации, в их устремленности в бесконечность.


Разрушающий и созидающий миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращённые метафизики: жизнеописания, эссе, стихотворения в прозе

Этюды об искусстве, истории вымыслов и осколки легенд. Действительность в зеркале мифов, настоящее в перекрестии эпох.



Цикл бесед Джидду Кришнамурти с профессором Аланом Андерсоном. Сан Диего, Калифорния, 1974 год

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти.