Мифологичность познания - [51]

Шрифт
Интервал

Базой сознания, очевидно, является знание, ибо само слово со-знание означает первобытную причастность человека к знанию. Новый человек получает импульс жизни при своем зачатии. Этот импульс и есть врожденное сознание. Как и все остальное в мире, импульс жизни есть образ, то есть сформированное знание, поэтому вместо силы жизни можно сказать, что человек при своем зачатии получает активное знание о своем месте в нем или смысл-цель. Кроме него, в силу своего взаимодействия со всей Вселенной, он становится обладателем и полного знания (смысл-значение), которое пассивно. Врожденное сознание является основой души человека.

Энергия жизни находится в Ноосфере вселенной или ее идеальной сестры и дискретно исходит в вещественный мир при зарождении чего-то нового. В Ноосфере находятся энергетические матрицы всех вещей, потенциально готовых к проявлению. Они, как и все остальное в мире, созданы сознанием образонного континуума. В коконе нашей Вселенной не может быть скоростей, превышающих скорость света, но новое распространяется в ней мгновенно, поэтому Ноосфера, скорее всего, находится в состоянии квантового поля, вселенского информационного табло или эфира, заполняющих весь объем вещественной вселенной. Мысль человека не может покинуть Ноосферу из-за слабой энергии существования, но главное — потому, что для нормальной эволюции вселенной необходимы абсолютно все мысли, продуцируемые в ней, — научные и художественные, бытовые и рефлекторные.

Всем известно, что новые развивающие мысли появляются в творческом процессе. В нем готовность человека к чему-то новому формируется багажом знаний творца. Из комбинаций доступного знания у него появляются идеи, одна из которых часто неожиданно может слиться со своей матрицей из Ноосферы, тогда ученый или иной мастер почувствует интуитивное озарение, то есть наслаждение от соучастия в нисхождении духовной энергии в вещественный мир, воплощенной в новую вещь или знание, и, быть может, воскликнет: — Эврика!

Из-за недостатка ума и общего развития человечества никто из людей пока не может активировать полное знание о вселенной, полученное ими при своем зачатии, поэтому оно остается в подсознании. Однако любой человек может примерно догадываться о нем при помощи своих чувств, и этим с древнейших времен пользуются мастера искусств, философии и религии. Это помогает разумным существам с достоинством коротать время до открытия полного знания о вселенной, и опровергает критику некоторых пессимистов о бессмысленности религий, философии и искусств.

Художник и ученый начинают одинаково — с погружения в подсознательное, там они прикасаются к источнику и черпают из него знание в соответствие со своими природными способностями, потом их пути расходятся. Художника к художественному образу, ученого к гипотезе (научному образу). В итоге ученый открывает новый закон, а художник новое направление в искусстве. Из-за общего источника творчества их творения переплетаются. В великих научных сочинениях зачастую нетрудно заметить (в трудах, допустим, Дарвина), что они глубоко художественны, а многие художественные произведения, например, в монументальном искусстве основаны на глубоких научных знаниях. Кроме этого, художественные произведения, такие как Библия, Война и мир или Братья Карамазовы мудры и учат тому и исследуют то, что пока недоступно науке (любовь, нравственность, смысл жизни и т. д.).

Более глубокое чувственное погружение в подсознание, чем научно-художественное, предлагают разного рода мистические учения, однако ни одно из них не может связать «увиденное» в подсознании с реальной действительностью. Виной этому оказывается вещественный мир, и мистик отходит от него, предлагая окружающим последовать своему примеру. Для большинства людей такие учения неприемлемы, поэтому какая-то мистика со временем сливается с шоу-бизнесом, а другая пытается стать религией (религиозным бизнесом) для избранных.

Без связи с полным знанием о вселенной, которое у человека находится в подсознании, его ум теряет жизненные ориентиры, что приводит общество, страны, человечество и самого человека к простым проблемам существования.

Со второй частью врожденного знания дела обстоят проще и вместе с тем сложнее. Проще, потому что каждый человек безошибочно уверен в своем призвании и всей душой тянется к нему, сложнее — из-за того, что человек — существо социальное и реализация природных способностей почти у всех людей зависит от общественного сознания, а оно может быть слишком эгоистичным.

Чрезмерный эгоизм современного общественного сознания появился из-за отсутствия его связи с полным знанием о Вселенной, проще говоря, в мире отсутствуют адекватные времени новые религии, идеологии или философии существования, и все старые развенчаны или стали формальными. Этот эгоизм обнаруживается в превышении власти государства, общества и прочих групп над человеком, который проявляется усекновением индивидуальных природных способностей человека и поощрением стадных признаков. Человек потенциально есть творческая индивидуальность, а общество лепит из него человека толпы. От этих унижений человеческой природы происходят многие беды среди людей — нескончаемые войны, голод в одних местах и сверхпотребительство в других, тотальная коррупция среди мировой бюрократии, терроризм, массовое развращение народов в погоне за комфортом и другие. Чрезмерный эгоизм общества закрепляется путами патриотической пропаганды, национальной, религиозной или клановой идентичностью, прочими стадными (групповыми) объединениями, в которых человек провозглашается или является по умолчанию винтиком государственного механизма, религиозного или какого-то иного.


Рекомендуем почитать
Складка. Лейбниц и барокко

Похоже, наиболее эффективным чтение этой книги окажется для математиков, особенно специалистов по топологии. Книга перенасыщена математическими аллюзиями и многочисленными вариациями на тему пространственных преобразований. Можно без особых натяжек сказать, что книга Делеза посвящена барочной математике, а именно дифференциальному исчислению, которое изобрел Лейбниц. Именно лейбницевский, а никак не ньютоновский, вариант исчисления бесконечно малых проникнут совершенно особым барочным духом. Барокко толкуется Делезом как некая оперативная функция, или характерная черта, состоящая в беспрестанном производстве складок, в их нагромождении, разрастании, трансформации, в их устремленности в бесконечность.


Разрушающий и созидающий миры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Возвращённые метафизики: жизнеописания, эссе, стихотворения в прозе

Этюды об искусстве, истории вымыслов и осколки легенд. Действительность в зеркале мифов, настоящее в перекрестии эпох.



Цикл бесед Джидду Кришнамурти с профессором Аланом Андерсоном. Сан Диего, Калифорния, 1974 год

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти.